Девчонка закричала так, словно пришел ее последний час, и вцепилась в Патрика, как репей, намертво, так что Крозиер, пытаясь оторвать ее от лэрда, едва не повалил и самого графа однако это продолжалось всего мгновение. Не то, чтобы у Клема Крозиера треснули кости, но он с недоумением ощутил сильную боль в запястьях, а после эта боль заставила разжаться пальцы, отвела его руки от англичанки
Давай быстро отсюда, дурочка, да спрячься получше на чистейшем английском сказал граф девушке, даже не глядя на нее, смотрел он на своего капитана. Она прыснула у него из-под ног, как кролик, не веря своим ушам.
Глаза Белокурого, обычно синие, были черны, как два колодца, в которых топят убийц по «правосудию джеддарта» и именно это правосудие прочел в них слегка протрезвевший Полуухий. Но трезвость принесла с собой и злость стало быть, этот щенок не только покушается на его законное право воина, но и благоволит сассенахам! Клем Крозиер был из тех, кто скептически принял появление нового хозяина в Хермитейдже, а сейчас виски и досада совместно ударили в голову.
Ты, молокосос, еще и девок из-под меня вынимать станешь! заорал он, надвигаясь на Босуэлла.
Охотничий нож блеснул в руке капитана
Но кинуться на Белокурого Клем не успел. Возникший откуда-то со стороны леса Патрик Болтон, во мраке полностью неотличимый мастью и повадками от черного медведя кельтских легенд, молча и бесшумно заломил Крозиеру руки за спину, а после без разговоров двинул в ухо. Башку менее каменную такой удар мог бы и проломить.
Пора уходить, сказал он, пока от Карлайла не подняли гарнизон по тревоге. Клем, урод безмозглый, ты на кого руку поднял? Я с тобой после поговорю, тварюга пьяная
В обратный путь отряд вел Джон Бинстон со своими ребятами, и они же гнали скот, Робсонов и бывший английский. Основные силы Хепбернов шли сзади на случай погони, угроза была невелика, но и пренебрегать ею не следовало. Болтон косился на своего графа, который был бледен от злости, смотрел прямо перед собой, а в глазах Патрика до сих пор плавала чернота. Граф помимо воли оказался втянут в то, чего так надеялся избежать в резню под видом восстановления справедливости, и его чрезвычайно бесило, что его собственная натура так подло предала его, что дела складываются пока что согласно предсказаниям дядьев и Злобного Уота. Болтон пару раз хмыкнул, крякнул, не дождался ответа и решился заговорить:
Что ты взъелся? Ну, побаловал бы ее Клем своим рогом от бабы не убудет.
Она девчонка совсем
А какая разница? искренне удивился Болтон. Надо ж когда-то пробовать мужика. А лучше, чем Клем, никто не продырявит, после него хоть полк солдат заходи, просторно и дядя хохотнул.
Белокурый молчал его покоробило дядино веселье. Случайно спасенная им девчонка была куда моложе его сестрицы Джен Хоум. Они миновали галопом еще несколько миль, прежде чем он отвечал Болтону:
Ежели пойдешь в рейд со мною еще раз, дорогой дядя насиловать не позволю никому. Сам охолощу, не поленюсь. И Клем Крозиер мне больше не капитан, пусть-ка побалуется на вольном выпасе, пока ему член не подрежут мужья да братья
Ну, и глупо, отвечал Болтон, весьма разочарованный реакцией племянника, но отметивший про себя с удовольствием сослагательное «если пойдешь». Полуухий весьма толковый боец, а мозги бы я ему вправил. Хотя ты лэрд, твоя и воля.
Я лэрд, без улыбки согласился Белокурый. И еще я королевский лейтенант и хранитель Марки. И за твои художества нынешней ночью, дядя, должен сдать тебя лорду Дакру без всякого промедления, дабы покуковал ты свое в крепости Карлайла до самой виселицы.
Тут уже Болтон обиделся и молчал до самого привала перед рассветом.
Белокурый проснулся и сел возле почти потухшего костровища, спускались сумерки время двигаться в путь. Какая-то мысль неотступно терзала сознание, но он не мог уловить что именно повернулся к дяде, который, сидя возле него в карауле, правил нож на кожаном ремне:
Крозиер где? Давай-ка его сюда
Он ушел ночью. И не то худо, что он ушел, а то, что ушел озлобленный.
Почему ты его отпустил?
Приказа не было удерживать, прямо глядя в глаза племяннику, отвечал Болтон. Беситься хватит, граф. Если уж ты на Клема гневен, так и нас всех под плети клади, потому что Крозиер не делал ничего особенного в ту ночь