Скворцы собрались в стаи; целые дни летали по полям и лугам или сидели на стогах.
Скворушка мой тоже стал пропадать по целым дням, иногда и ночевать домой не возвращался. То ночь, то две, а потом и совсем не вернулся. Может, ястреб его поймал, а может, улетел с другими скворцами в тёплые страны.
Пришла зима. Часто вспоминали мы о скворушке, особенно вечерами, когда топили печку и у огонька собирались все мои приятели: Джек, Иваныч и ручной заяц Ушан. Где-то теперь наш скворушка? Жив ли он?..
Наконец и зима кончилась. В саду появились огромные синие лужи. В полдень солнышко припекало совсем по-летнему, и тогда в столовой даже отворяли окно.
Как-то возился я у себя в комнате со своими удочками. Вдруг слышу за дверью: "Чир-чиррр!" Я даже вздрогнул: что такое? Выскочил в столовую и глазам не верю: сидит на подоконнике мой скворушка, так и заливается, так и поёт.
- Скворушка! Скворушка! Откуда же ты прилетел?
Хотел я к нему подойти, а он - назад в окно и уселся в саду на яблоню. Отвык, значит, за зиму от нас.
Опять поселился мой скворец в своём старом скворечнике. И скворчиха с ним, только не знаю, старая или новая.
Часто бывало - прилетит скворушка к нам на подоконник, сядет и поёт. Я ему еду поставлю, полоскательницу с водой - он всё съест, воды напьётся и выкупается в полоскательнице. А в комнату залетать так и не захотел. Наверное, ему скворчиха не разрешила.
ДЖЕК
Мы с братом Серёжей ложились спать. Вдруг дверь растворилась, и вошёл папа, а следом за ним - большая красивая собака, белая с тёмно-коричневыми пятнами на боках. Морда у неё тоже была коричневая; огромные уши свисали вниз.
- Папа, откуда? Это наша будет? Как её звать? - закричали мы, вскакивая с постелей и бросаясь к собаке.
Пёс, немного смущённый такой бурной встречей, всё же дружелюбно завилял хвостом и позволил себя погладить. Он даже обнюхал мою руку и лизнул её мягким розовым языком.
- Вот и мы завели собаку, - сказал папа. - А теперь марш по кроватям! А то придёт мама, увидит, что вы в одних рубашках бегаете, и задаст нам.
Мы залезли обратно в кровати, а папа уселся на стул.
- Джек, сядь, сядь здесь, - сказал он собаке, указывая на пол.
Джек сея рядом с папой и подал ему лапу.
- Здравствуй, - сказал папа, потряс лапу и снял её с колен, но Джек сейчас же подал её опять.
Так он "здоровался", наверное, раз десять подряд. Папа делал вид, что сердится, - снимал лапу, Джек подавал снова, а мы смеялись.
- Довольно, - сказал наконец папа. - Ложись.
Джек послушно улёгся у его ног и только искоса поглядывал на папу да слегка постукивал по полу хвостом.
Шерсть у Джека была короткая, блестящая, гладкая, а из-под неё проступали сильные мускулы. Папа сказал, что это - охотничья собака, легавая. С легавыми собаками можно охотиться только за дичью - за разными птицами, а на зайцев или лисиц нельзя.
- Вот придёт август, наступит время охоты, мы и пойдём с ним уток стрелять. Ну, пора спать, а то уже поздно.
Папа окликнул пса и вышел с ним из комнаты.
На следующее утро мы встали рано, напились поскорее чаю и отправились гулять с Джеком.
Он весело бегал по высокой, густой траве, между кустами, вилял хвостом, ласкался к нам и вообще чувствовал себя на новом месте как дома.
Набегавшись вдоволь, мы решили идти играть в "охотников".
Джек тоже последовал за нами. Мы сделали из обруча от бочки два лука, выстругали стрелы и пошли на "охоту".
Посреди сада из травы виднелся небольшой пенёк. Издали он был очень похож на зайца. По бокам у него торчали два сучка, будто уши.
Первым стрельнул в него Серёжа. Стрела ударилась о пенёк, отскочила и упала в траву. В тот же миг Джек бросился к стреле, схватил её в зубы и, виляя хвостом, принёс и подал нам. Мы были этим очень довольны. Пустили стрелу опять, и Джек снова принёс её.