Готовый поделиться кипяточком самовар на жостовском расписном подносе стоял на краю стола, певуче пыхтел пузатыми боками в усталом изнеможении. С каждым выпитым блюдцем разговор делался неспешным. Преимущественно велись беседы о животных и огородных посадках, не особо интересные мне в силу юного возраста. А вот к завершению, когда хозяйские темы исчерпались, дед переключался на шутливые.
А знаешь, внучек, как мы сейчас пьем чай? Как называется этот способ? вопрошал дед хрипловатым голосом, шумно отхлебывал и очередной кусок сладкого белого камня брал из мастерски изогнутой стеклодувом сахарницы.
Я почесывал затылок: всегда пил и не задумывался о названии.
Просто пьем, и все. Без названия.
Вот! Не знаешь. Как мы пьём, это называется вприкуску, дед понизил голос, будто нечто сакральное поведал.
Сахарок размачиваешь в блюдце, чтобы помяхше стал, кусаешь и чайком запиваешь. Всё делаешь со смаком, с удовольствием. Во! Для пущей убедительности степенно продемонстрировал сказанное.
Старый, опять ты завел свою пластинку! Отстань от малого! отчитывала незлобиво бабушка и замахнулась на деда.
Бабушка, не ругай деда! Мне же интересно.
Дед рассказывал также, что раньше вприкуску пили совсем по-другому: через сахар. Отколотый кусочек «Сахарной головы» с синим отливом, по твердости напоминающий камень, зажимали между передними зубами и через него потягивали ароматный горячий напиток, издавая при этом шумные характерные звуки. Я пытался повторить трюк с сахаром, однако ж не получалось, ловкости не хватило.
Дедушка, а почему сахар называли «Сахарная голова»?
Когда его делали, сахарный сироп заливали в похожие на конус формы. Он застывал, форму снимали, а глыба сахара походила на голову. Вот и прозвали его так.
А знаешь, как пить чай вприглядку? хитро подмигивал дед.
Неа. А как это? Приглядывать за сахаром, чтобы не украли? я пожимал плечами, а дед хохотал над моей версией. Бабушку тоже повеселило мое предположение.
А делали, значит, так. Сахар мой батя клал в центр стола, мы всей семьей смотрели на него и хлебали пустой, постный, иногда даже морковный, чай. В старину, знаешь ли, сахар был шибко дорогой, вот так и экономили. Уразумел, внучек?
Я слушал деда с огромным интересом, опустошая блюдце. Он подливал обжигающего напитка и умолкал, видимо, уносясь в свое далекое босоногое детство.
В завершение ликбеза я брал маслицем щедро намазанный шмат бабушкиного хлебушка, да вприкуску с сахарком, да прихлебывал горячего чая из блюдца и опустевший граненый стакан под носик самовара для очередной порции подставлял. Все проделывал со смаком, с удовольствием как дед учил. А как же: дед плохому не научит.
Вернуться бы на денек в то время, с наслаждением попить чай с дедом и послушать очередную забавную историю.
Зима в деревне.
Поздний предновогодний вечер. Глубокая тишина, будто всё замерло, затаилось перед шумными праздниками. Как по заказу ни одной проезжающей машины. Гирлянды огней на елках в домах напротив, словно морзянкой мигают: «Скоро Новый год!» За моим окном белая стена танцующих в свете фонаря снежинок призывает честной народ выйти на улицу и почистить дорожки. Эх, как соскучились мои руки: взять бы лопату, почувствовать гладкую поверхность деревянного черенка да покидать пушистого снега. Затем повернуться и с удовлетворением посмотреть на проделанную работу. Представил себе эту живую картину, и вспомнилась зима в деревне.
В былые времена, когда лето было летом, а зима зимой, снегу наметало вровень с крышей избы: бросишь взгляд на деревню, и только чёрные трубы, дымящиеся на фоне бескрайней белой целины, видны. На ночь запирались, лопаты оставляя в сенях, поближе к двери. Иначе утром не выбраться по сугробам к сараю скотину кормить.
Дыхание облачком пара растворяется в морозном, колючем воздухе, пахнущем конским навозом. Развалившийся в санях на соломе мужик в тулупе окриком погоняет лошадь. Небо чистое, кругом светло до рези в глазах. Но нас это не останавливает. С соседкой веселой, боевой девчонкой Маринкой в огромном сугробе копаем штаб, благо снег прессованный и можно вырезать кубики, формируя стол и стулья. А если наиграемся в войнушку, бесстрашно, громко оглашая округу криками: «Урааа!», сальто-мортале прыгаем с крыши дома в зимнюю перину до «не могу больше».