Потом Луи XIII, внеся дофина в комнату королем, приказал епископу Меосскому, старшему придворному священнику, немедленно окрестить новорожденного (малым крещением) в присутствии всех принцев, принцесс, герцогов, герцогинь, государственного канцлера и всей придворной свиты. Затем он отправился в часовню старого замка, где с большим торжеством был совершен благодарственный молебен. Наконец, король собственноручно написал длинное письмо к собранию городского парижского магистрата, приложил свою печать и приказал тотчас же отослать.
Празднества, которые король назначил городу в своем письме, превзошли даже его ожидания. Все дворянские дома были иллюминованы большими из белого воска факелами, вставленными в большие медные канделябры. Кроме того, все окна были украшены разноцветными бумажными фонарями, дворяне вывесили на транспарантах свои гербы, а простые горожане нарисовали множество девизов, относившихся к причине праздника. Большой дворцовый колокол не умолкая звонил весь этот и последующий день; то же происходило и на Самаритянской колокольне. Колокола эти звонили в том случае, когда у французской королевы рождался сын, а также в день рождения королей и в час их кончины. В продолжение целого дня, равно как и на другой день, в Арсенале и Бастилии стреляли из всех орудий. Наконец, в тот же день вечером — так как фейерверк не мог быть приготовлен ранее следующих суток — на площади городской ратуши были разложены костры, и каждый приносил вязанку горючего материала, так что был разожжен такой сильный огонь, что на другом берегу Сены можно было читать самую мелкую печать.
По всем улицам были расставлены столы, за которые все садились выпить за здоровье короля, королевы и дофина. Пушечные выстрелы не умолкали и горели веселые огни, зажигаемые жителями в соревновании друг с другом.
Посланники, со своей стороны, соперничали в роскоши и праздновали торжественное событие. В окнах дома венецианского посланника висели гирлянды цветов и искусственных плодов удивительной работы, над которыми красовались фонари и восковые факелы, между тем как большой хор музыкантов, расположившись в торжественной колеснице в шесть лошадей, проезжал по улицам, играя самые веселые песни. Английский посланник дал в саду своего отеля блистательный фейерверк и раздавал вино всему кварталу.
Духовенство также приняло участие в общей радости, и священнослужители наполняли хлебом и вином корзины являвшихся к ним нищих. Иезуиты, везде и всегда одни и те же, преисполненные хвастовства и желания показать себя, вечером 5 и 6 сентября иллюминовали свои дома с наружной стороны тысячами факелов, а 7-го на их дворе был сожжен грандиозный фейерверк с огненным дельфином среди прочих огней, осветивших балет и комедию, которые были представлены учениками иезуитов по этому случаю.
Во время этого счастливого события кардинала не было в Париже, он находился в Сен-Кантене, в Пикардии. Ришелье написал королю поздравительное письмо и предлагал назвать дофина Феодосием, то есть Богоданным.
«Надеюсь, — говорил он в своем письме, — что как он есть Феодосии по дару, который Бог дал Вам в нем, то он будет также Феодосием по великим качествам императоров, это имя носившим». С тем же курьером Ришелье поздравлял королеву, но это письмо было коротко и холодно — «Великая радость, — пишет Ришелье в своем официальном послании, — немногословна».
Между тем, астролог Кампанелла приехал во Францию и был представлен кардиналу, с которым отправился в Париж. Кардинал объяснил астрологу причину, по которой он вызвал его и приказал составить гороскоп дофина, не скрывая ничего, что откроет наука. Тяжелая ответственность легла на бедного ученого, быть может, несколько сомневавшегося в науке, к которой прибегали, поэтому он сначала начал отговариваться, но кардинал настаивал, давая понять, что он недаром освободил его из тюрьмы, и Кампанелла изъявил свою готовность выполнить поручение.