Вот туда я и повадился сбегать. До уроков, после уроков и, честно говоря, во время уроков. Прикольно валяться там в траве, тупить вконтакте и думать, что ты пропал для мира и никто тебя в этих зарослях не найдет. Или смотреть сквозь березки на реку и думать, что это Синее озеро, и сейчас ты рванешь купаться голышом. Река илистая, заросшая, фиг выкупаешься, а голышом мне жутко хотелось побегать, но я так и не решился. Попалят еще, подумают, что извращенец
В общем, эта горка стала чем-то вроде моего тайного места. Привык я к нему больше, чем к дому. (Дома-то у меня нет. Что это за дом, если на год-полтора?)
И представьте, каково же было мое удивление (так говорят в книжках, да?) короче, представьте, что я почувствовал, когда увидел на этой самой лужайке, в этой самой траве угадайте с трех раз кого?
Майка? Борю Борсука?
Не-а. Милану Виндау собственной персоной!
Я вспугнул ее, как зайца, и она выпрыгнула из травы ну, в смысле, лежала там и подхватилась, когда услышала мои шаги. Ту самую ложбинку облюбовала, что и я, ну надо же!
Кто из нас больше удивился не знаю. Наверно, я. Или она.
Опять шпионишь? говорит мне.
Тут я обозлился.
Это у тебя пунктик, да? говорю. Что за тобой все шпионят и ты как пуп земли? Мания преследования называется, паранойя, говорю. Тебе санитаров надо. А это, между прочим, мое любимое место.
Какое? То, где санитары?
Очень смешно!.. Вот это, где мы стоим с тобой.
Ты перепутал, говорит. Это мое любимое место. Я прихожу сюда побыть одна, так что вали отсюда, понял?
Сама вали! Это я сюда прихожу побыть один. Уже давно!
И я давно!
Я давнее!
Да я целый месяц сюда хожу, понял?
А я два!
А я
Тут мы замолчали.
Вдруг вышло так, что сердиться ну никак не получается. Щеки наши сами собой сморщились, хоть это было совсем некстати. Первой не выдержала Милана; из меня тоже поперло, будто я перышко проглотил
Секунда и мы ржали как психи. Мы ухохатывались, лопались, угорали, захлебывались смехом, как шипучкой, и не могли остановиться. Заразное оно, что ли?
Нам точно санитаров надо обоим стонала Милана. Не мешало бы разобраться с «обоим», но я не мог, потому что это только девчонки могут что-то говорить, когда такой ржач.
Охахаха ха она с размаху плюхнулась в траву. Я сделал то же самое. В меня влез щекотный запах зелени, голубое небо заплясало сверху, и весь мир вдруг сделался цветным и гулким, как тогда, на берегу Синего, и был таким, пока последние смешинки не выпрыгнули из меня, и я не остался валяться в траве, как сдутый шарик
«Рассветы и туманы моря и океаны» подвывало где-то за деревьями. Рядом Милана дохихикивала свое.
А чего это ты сюда ходишь? спросила она сиплым, как у бомжа, голосом, когда высмеялась до конца.
Как чего?
(Выяснилось, что у меня такой же голос.)
Ну на вас, мальчиков, не похоже вообще-то.
Я хотел просветить ее в том плане, что мальчики тоже люди, но понял, что не хватит сил все на смех вышли. Сил осталось только на правду.
Поэтому я рассказал ей про Синее озеро.
Никогда не думал, что Милана будет первой, кто об этом узнает. Она не перебивала меня, и я сквозь траву чувствовал, что она слушает, хоть видел только ее ногу в кроссовке.
Там, наверно, капец как красиво, сказала она, когда я замолчал. Голос у нее был странный, серьезный, и я даже приподнялся, чтобы посмотреть на нее. Я была в горах, продолжала она. В Инсбруке, это Австрия, Альпы и еще в Греции. Там просто охренеть. Но озеро горное никогда еще не видела, только на фотках Так что, это место похоже вот на то, да?
Нет, совсем не похоже.
А
Она хотела спросить: «А зачем тогда сюда ходишь?» Или: «Зачем лапшу вешаешь про свое озеро?»
Но не спросила. А я не стал переспрашивать. Мы просто лежали в траве и думали каждый про свое.
А потом одновременно встали и засобирались домой.
Ну, я пойду, сказала Милана, когда я открыл рот, чтобы сказать то же самое.
Ага.
Пока, что ли?
Пока.
Она посмотрела на меня и вдруг снова засмеялась. Я хотел было поинтересоваться: «Что такое?» и засмеялся сам. Нет, оно таки заразное!
Так мы и вышли оттуда хихикая как дурачки и поглядывая друг на друга. И потом, когда каждый шел своей дорогой, я все равно оглядывался и видел, что Милана тоже оглядывается. И хихикает оттого, что я оглянулся. И сам хихикал от этого же