Это было уже когда я проучился тут месяц или два. (Переехали-то мы зимой, и в новый класс я пошел после Нового года, в феврале.)
Подкараулить Лянку, то есть Милявку, Милюсечку и тэ дэ, в слезах это все равно что увидеть, как Марья Голоплясова слезает с обложки и копает огород. И плакала Лянка как-то совсем не так, как ей надо было. Некрасиво плакала, без блеска, мне даже стремно стало, что подсмотрел. И красота на ней потекла вся.
Хотел я развернуться и сделать вид, что не видел ничего, как тут здрасьте вам! Мобилка моя орет. Помните эту мелодию Nokia, от которой всех тошнит, «Бородавка-бородавка-бородавочка»? Я ее специально для маминых звонков поставил, чтобы мама меня врасплох не застала. Она вообще не сильно часто звонит, но как вспомнит про меня так сразу начинает строить из себя заботливую квочку. Поговоришь с ней, и потом мозги как после лоботомии
Вот это как раз она и звонила. Лянка (ну то есть Милана тогда еще) подпрыгнула и посмотрела в мою сторону. Ну, я не такой дебил, конечно, чтобы с мамой говорить: сразу поставил на беззвучный, типа я на уроке и не могу ответить. Сунул проклятую мобилку обратно в карман, а Милана смотрит на меня и вот не могу сказать, что очень ласково смотрит. Даже плакать перестала.
Я внушаемый тип: от таких взглядов сразу чувствую себя какашкой.
Это мама звонила, зачем-то говорю ей.
Шпионим, да? спрашивает она. Выслеживаем?
Да не, растерялся я. Да ты что просто шел мимо, короче, и это самое
А теперь просто иди мимо обратно.
Так мне и надо было сделать.
Но, если бы я так сделал, потом ничего бы не было. Наверно, я это почувствовал и потому застыл как пень.
Марк Баранович, говорит она. Вам особое приглашение надо? Глухой, да?
Да уйду я, говорю. Вот только хотел спросить
Давай потом, а?
Давай. Вот только ты это Все хорошо?
Не твое дело.
Да знаю, что не мое Но, может, я это помочь могу?
Она посмотрела на меня как-то так странно, длинно, будто это и не она вовсе. И тихо говорит, я еле услышал:
Просто родаки у меня козлы.
Родаки? говорю. И стою как дебил.
Тут она встала:
Вот правильно папа говорит про ваш народ, что вы любого задолбаете. Всю душу вы выймете
Прибавила матюк и ушла. А я вначале не понял: какой это «наш народ»?
И потом, когда понял, даже не обиделся, а наоборот смешно стало. Смешно и кисло. Потому что это правда, и про маму мою, и про бабушку Зосю Абрамовну та вообще как прилипнет со своими историями, так и не сбежишь до ночи И вот, оказывается, про меня тоже. И на кликуху я не обиделся, потому что давно привык: в какую школу ни попаду быть мне Марком Барановичем. Ничего умнее придумать не могут
Но с Милявкой-Малявкой я все равно не разговаривал месяца полтора или два. Не уверен, что она заметила, но мне пофиг. Видно, не купили ей какой-нибудь стопицотый айфон или айпад, а я повелся.
3
Потом пришла весна, и я загрустил. Я всегда смурной хожу, когда весна начнется. Чего-то эдакого хочется, потрясающего, хоть и знаешь, что все будет как всегда, и даже еще как это сказать еще всегдее? Еще обыкновенней, в общем.
Вот когда мне было лет семь или восемь, когда я еще до педалей не доставал на большом велике, тогда были походы, было Синее озеро и был папа, который просто папа, а не Гена, Шура, Майк и так далее. Он и сейчас где-то есть, только не у меня. Они всегда с мамой ругались, но это я запомнил просто, как какие-нибудь сражения по истории. А то, как было ярко и свободно, и какое было холодное Синее озеро, и как странно было бегать голышом, хоть ты уже не карапуз и в школу ходишь, и как чернели горы в сумерках, и как пахло чем-то щекотным, от чего горло твое само кричало, отдельно от тебя, это я помню внутри, будто во мне все это было, как фильм в компьютере. Оно до сих пор во мне, только все больше гаснет, уходит куда-то, откуда его фиг достанешь
Вот и сейчас. Все так ярко, зелено, солнце палит как бешеное а внутрь меня не попадает, будто там пыль не протирали сто лет. Хочется сбежать на край света, а в этом Регионске куда сбежишь? Он весь плоский как стол: ни гор, ни ущелий, ни даже оврага какого-нибудь. Только в одном месте горка над рекой, невысокая, как прыщик, но хоть что-то. Конечно, там парк сделали с разным громким музоном, но если пройти чуть подальше, музона почти и не слышно. Там еще березки всякие растут, и трава по пояс, и, если сильно постараться, можно внушить себе, что ты снова на Синем озере.