В тот момент, как только я понял, что сейчас произойдет, время для меня остановилось. Оно стало тягучим, словно состояло из карамели. И когда указательный палец Линг Фата начал движение вместе с курком пистолета, я развернулся и бросился к открытому окну.
Я не слышал звука выстрела и не видел, как по номеру разлетаются фрагменты мозгового вещества Гарри, но, когда мои ноги встретились с бетоном козырька, твердо знал, как если бы видел это собственными глазами: моего друга больше нет среди живых.
Мой каскадерский трюк прошел удачно. Навыки, приобретенные во время службы, не прошли даром, и я смягчил столкновение с поверхностью, совершив кувырок через голову. Выбивая из козырька фонтанчики бетонной пыли, рядом со мной, одна за другой, ударили две пули. Китайцы стреляли в меня из открытого окна номера. Болтающаяся на шее сумка сильно сковывала мои движения, но, несмотря на это, чтобы достичь края козырька и спрыгнуть с него на землю, мне понадобилось не больше двух кратких мгновений. Почувствовав почву под ногами, я обежал здание гостиницы и углубился в темный переулок.
Темнота была на моей стороне, но в каждом причудливо изогнутом дереве я видел притаившегося врага, всякий куст казался мне источником опасности и, пока силы полностью не покинули меня, потеряв всякое представление о времени, еще много раз сворачивал с одной улицы на другую.
По моим ощущениям, ночь уже давно пересекла собственный экватор, когда мне, чтобы перевести дух, пришлось остановиться в тени забора, ограждавшего какую-то стройку. Я чувствовал как, грозя выскочить наружу, бешено бьется о ребра мое сердце, а дыхание было таким громким и частым, что казалось, оно способно разбудить жильцов соседнего дома.
Времени на отдых у меня не оставалось, как и на долгие размышления над тем, что мне делать дальше. Впрочем, выбираться ли мне из города как можно быстрее или нет, об этом рассуждать было незачем, два варианта: задержаться в Чите и покончить жизнь самоубийством для меня были равнозначны.
Но, несмотря на страх, какая-то незамутненная сущность внутри меня не переставала удивляться тому, насколько быстро китайцы разыскали нас. Очевидно, Триада глубоко пустила в этих краях свои корни. Разве могли быть какие-то сомнения, что для подобного быстрого и оперативного розыска необходима разветвленная, хорошо отлаженная агентурная сеть и, конечно же, «свои люди» в полиции?
«Локи, они убили Пака!» вспомнил я слова Гарри, похожие на стон.
Реальность была неумолима, Пака и Гарри больше нет среди живых. И в этом есть моя прямая вина. Но на угрызения совести времени не оставалось. Им уже ничем не помочь, а сожалениями, пускай и очень горькими, их, увы, к жизни вернуть невозможно. Когда-нибудь потом реальность догонит меня, я буду вливать в себя алкоголь мегалитрами, пытаясь потушить этот пожар. Это будет потом, а сейчас мне нужно бежать
Дыхание стало заметно успокаиваться. Вдруг, распугав темноту, меня осветили фары автомобиля. Я вжался в забор с такой силой, что сам с трудом мог определить где заканчивается он, а где начинается мое тело. Но, к моему облегчению, это были «Жигули» шестой модели, на чьей крыше, умиротворенно светился желтый колпак с черными шашечками. Вряд ли Триада, разыскивая меня, стала бы рыскать по городу на стареньких авто советского производства, тем более на такси.
Автомобиль остановился на противоположной стороне улицы. В салоне вспыхнул желтый рассеянный свет, и через лобовое стекло мне хорошо было видно, как сидящий на переднем сиденье мужчина расплачивается с водителем. Почти одновременно с хлопком двери, пассажир растворился во тьме проулка, а я тут же отлепился от забора и заглянул в салон такси.
Земляк, не подкинешь? спросил я у темноволосого, с орлиным профилем таксиста.
А куда тебе? откликнулся тот с заметным кавказским акцентом.
Куда-нибудь подальше отсюда!
Садись.
Мы ехали молча несколько минут, когда таксист вновь спросил у меня:
Все же куда тебе надо?
Но меня осенила идея.
Сколько стоит твоя машина? спросил я у него.
Что?! он выпучил на меня глаза. Э-э! Я спрашиваю, куда тебе надо? Какая разница, скажи ты мне, сколько стоит моя машина?
Наверное, он решил, что я хочу посмеяться над его стареньким авто. Гипертрофированное чувство собственного достоинства этого человека было похоже на нарывающую рану, каждое прикосновение к которой вызывало гневную вспышку.