— Почему вы это сделали?
— Потому что я подозревал, что он тоже инопланетянин.
— Тогда почему вы не убили и его?
— Потому что я не замечал за ним аномального поведения.
— Тогда что навело вас на мысль, что он тоже инопланетянин?
— Когда он осмотрел тела Гринберга и Провоста после того, как я убил их, он не сказал ни слова о том, что они не люди.
— Может быть, потому, что они и были людьми.
— Не были, — твердо сказал Дженнингс, — а стало быть, он был в сговоре с ними, независимо от того, человек он или инопланетянин. — Он помолчал. — Я спросил его напрямую, люди ли они, и он ответил утвердительно. После этого я не мог позволить ему выполнять и дальше свои обязанности.
— И ваш помощник поддержал вас?
Дженнингс покачал головой:
— Нет. Полагаю, он освободил Джиллетта несколькими часами позже.
Беккер сделал паузу, обдумывая следующий вопрос.
— Если я скажу, что не верю в вашу историю, вы решите, что и я — инопланетянин?
— Нет.
— Или что я в сговоре с ними?
— Нет, — сказал Дженнингс. — У вас есть только мое слово и мои наблюдения, а я понимаю, насколько неестественными они могут казаться. Но если бы вам представился случай осмотреть тела Гринберга и Провоста, а потом вы усомнились бы в моем рассказе, я мог бы заключить, что вы действительно в сговоре с ними.
Беккер откинулся на спинку кресла и с глубоким вздохом развел руками.
— И вы действительно хотите представить суду вот эту историю?
— Это правда, — сказал Дженнингс. — Я понимаю, что все это кажется абсолютной чушью, но…
— Чушь — это слишком мягко сказано, — перебил его Беккер. — По правде говоря, это самая нелепая разновидность паранойи, о которой я когда-либо слышал — а ведь я на вашей стороне. Мне и подумать страшно, что сделает со всем этим Магнуссен. — Он взглянул на Дженнингса через разделявшие их несколько футов. — Вы уверены, что не хотите ссылки на помешательство?
— Уверен.
— Этого-то я и боялся, — вздохнул Беккер. — Ну ладно, — продолжал он, с видом побежденного пожав плечами, — если такова ваша версия, мы должны работать с ней — во всяком случае, пока. Гринберг или Провост когда-нибудь служили под вашим началом до этого полета?
— Нет.
— А этот врач… Джиллетт?
— Нет. — Дженнингс пересел на край кровати. — Простите меня, майор, но…
— Что?
— Может быть, мне подвергнуться проверке на детекторе лжи?
— Суд не сочтет это приемлемым доказательством.
Дженнингс покачал головой.
— Я имел в виду — не для суда. Я хотел бы убедить вас, что я говорю правду.
— Это ничего бы не дало, — напрямик ответил Беккер. — Если вы чокнутый, вы пройдете проверку на «ура».
Дженнингс мрачно усмехнулся.
— Да, я понимаю, к чему вы клоните.
— Вы говорили о своих подозрениях еще кому-нибудь на борту «Рузвельта», прежде чем убили Гринберга и Провоста?
— Когда я только начал осознавать, в чем дело, я походя затронул эту тему в разговорах с двумя моими офицерами. Я не говорил об этом впрямую.
— Почему же?
— Они решили бы, что я спятил, — ответил Дженнингс.
— У обвинения имеются трое психиатров, которые с великой охотой подтвердят это под присягой.
— Только трое? — удивился Дженнингс. — Значит, одного из них я все-таки убедил.
— Четвертый в нерешительности. Нам от него проку не будет. — Беккер помолчал. — Позвольте мне все-таки спросить вас еще раз — вы уверены, что не предпочтете сослаться на временную невменяемость?
— Я не сумасшедший! — отрезал Дженнингс. — И более того, я должен предостеречь армию, что в наши ряды проник враг и нам грозит опасность. У меня отняли команду, мне запретили общение с прессой, так что сделать это я смогу только на суде.