В кого же меня превратят испанские маги, взаимодействующие со мной через копченую колбасу из Херес-де-ла-Фронтера?
Продающий по объявлению инвалидную коляску хочет купить велосипед.
С выздоровлением тебя собеседник, меня не понимающий.
Кишори взывала, чтобы я оттягивал ей грудь, с женщиной утратившей рассудок наедине мне тревожно.
Его колеса. Его правила. Ну закидывайся без нас, мы окунемся в волнах, а там, возможно, любое желание нас оставит.
На Хасане Лечо тюрбан со стеклянной звездой. К тусовочному виду времен стамбульских перегибов, он говорит, возвращается. Покрасневшие глаза молят об удобрении.
Героический камбэк.
Безупречно стильно.
То дерево, упав, его не достанет. У этого телеграфного столба длины хватит. Вокруг него похожу для запутывания, мою поимку кому-то затрудню, садиты, харамиты, кассемиты, фикариды. Действенными методами резни и отравлений они делили презирающий европейцев Каир. Болтовня о турецких загулах навела на египетскую жуть, дефективному торговцу бижутерией закиваю и мозги взболтаю, браслет он мне предлагает мужской. Я склоняюсь купить, киваю я неспроста, Хасану Лечо дополнить его многообещающий наряд, не сходя с места, передам.
Для чего он варит сливы, Хасан молчит. В кастрюлю просится резво ощипывающая себя клювом курица.
Мудита не абстрактна. С растения-кондитера сдираю персиковые кексы.
Ради изгнания наваждения плеснул в лицо водой, а это кипяток.
Жара изводит. Не расставшихся с иллюзиями сообщение о грядущем потеплении к дивану гвоздями.
Полная бутылка пива в песке горяча.
Вылезать к ней из океана не стоит.
С зажаренными друзьями мы жестами, показывающими, что мы живы.
Про возбужденный атом сказал французский физик Оже. Ремень для удержания штанов, а не для удушения себя в адский полдень. Надломившемуся северянину Муравей Хименес все разъяснил.
Откровение выше умозаключения. От щепотки карри у кого-то встает, у кого-то наоборот.
Не закопали меня, не погребли.
Своими нездоровыми жалобами ты смущаешь нашу милую гостью. В опрокинутом виде я не тот же, но что мы можем утверждать? Земля рождена Пинедой? О Пинеде известно мне и спрыгнувшей на разорванную мною простыню симпатичной отравительнице из Бильбао? В Бильбао высятся здания. Вроде бы очевидность, но очевидность, монахи знают, обманчива, заказанный завтрак не принесли, рыбы умеют говорить.
Бесспорное отступление.
Подружкам невесты не букет, а гранату.
Бекон, кофе, тосты, на исполнение десять минут, с промежутком в полчаса я выкурил две сигареты, кофе у меня на столе не дымится.
Уже выпил?
Оказывается, позавтракал, в передвижении между едва прикрытыми асфальтом канавами легкость человека, нисколько не переевшего, буду думать, что просто так великолепно усвоилось.
Амброзия мудрецов не молоко. Его преосвященства Дилопинелли поправка.
Приблудный ухтинский патриот завопил про двадцать восьмое июля, день крещения Руси, он выплеснулся, и сон его победил.
Дилопинелли влезал с красным.
Вино ставил над молоком.
С веронским кардиналом у Христо по-доброму бы не сложилось.
Я не в мантии, интерпретация Гиты не моя, меня повторно познакомили с Тяжелым Боксером, по его взору я уяснил, что он не запомнит меня и в этот раз.
Выгул собак запрещен. Валяемся с Дженни. На нас наступит нервно ломающий сигареты Христо, из ведра мы его ледяной, а после самим ведром, малиновый джем затекает за шиворот. Такие осадки для Гоа, как для Манчестера дождь. Пересадку на воздушные харлеи мы у обмена валюты.
Облетаем территорию горных монахов, подмечаем расположение их почему-то молчащих орудий,
миролюбие не затянулось, артиллерийский обстрел начался.
Лучащаяся махила на земляных работах.
Ее позитивность кормится чем-то нелегальным.
По носу мне он лапой. Устал я, Облезлый Оборотень, от твоих попыток меня развеселить.
Расшатанные зубы стучат оптимистично, вторая струна на твоей гитаре моя.
Перенесите машину через водопад, и Христо за руль, он выжмет до сгорания двигателя.
Ты же еще не перебрал.
Зачем ты себя по щекам?
К проститутке с деньгами за симфонию.
В глазах человечества ее цена выше, в борделе хватило на минимум.
На укушенном пальце вырастает новая кожа, прокусившую Дженни не сдал.
Золотой у коня хвост, действительно золотой, задел и челюсть набок.