Волощенко забористо матюгнулся и примолк, а Андрей принялся ломать голову: не означает ли приступ говорливости, что особист считает его едва ли не соучастником убийства солдата из комендантских и готовится колоть на признание. Либо отложил компромат на потом?
Оказалось второе.
Лейтенант, будешь переводить. Чую, твой польский лучше моего немецкого.
Каморка капитана, пусть тесная, но всё же отдельный кабинет, находилась под надзором Дзержинского и Сталина. Феликс Эдмундович с фотопортрета наблюдал за Андреем строго и устало, Верховный позволил себе отвлечься, углубившись в чтение «Правды».
Особист кинул планшетку на стол, дулом ТТ показал пленному на стул у окна. Конвой замер за дверью, Андрей втиснулся в промежуток между столом и стеной с портретами. Он по-прежнему чувствовал себя в ловушке. Пленник преодолел апатию и развалился на стуле, откуда бесцеремонно разглядывал обоих офицеров.
Волощенко положил пистолет перед собой, одёрнул гимнастёрку и сел. В отличие от лейтенанта он пребывал в прекрасном расположении духа.
Давай, спрашивай земляка кто таков, номер части, звание, должность, с каким заданием заброшен в советский тыл. Начинай, телись быстрее!
Пан капитан спрашивает ваше звание, должность и номер части, кашлянув, промолвил Андрей по-польски.
Капрал Витольд Тарашкевич, спецгруппа абвера при 48-м танковом корпусе. Заброшен в расположение русской танковой армии с целью сбора разведывательных сведений. Пшепрашам, друже, больше ничего не скажу, так и передай своему красному начальнику. Тебя, кстати, как зовут? Забыл, сколько лет прошло
Не отвечая, Андрей торопливо перевёл.
То есть тебя он вспомнил тоже. Занятно! Ну, побазарь с ним. А потом я спрошу. По-своему.
Широкая капитанская ладонь, загорелая и в чёрных завитках редких волос, погладила рукоять ТТ.
Андрей стащил с головы влажную пилотку. Разбалтывать поляка на откровенность не хотелось абсолютно. Но особист не оставил выбора.
Анджей меня зовут. Я из Торуньского повята. Приезжал в Новогрудок к родным, там тебя видел. Семью мою убили. К русским от немцев бежал.
Понятно. А толку от них бежать? Скоро они везде будут. Я не люблю ни немцев, ни твоих красных. Но лучше быть с сильными.
Даже после Сталинграда?
После Сталинграда был Харьков, русским ввалили по самые гланды, за Сталинград расплатились сполна и с вершком. Сам подумай, Анджей! Мы начали от Бреста, дошли до Москвы. В прошлом году от Харькова прорвались до Волги и Кавказа. Сейчас ударим от Белгорода, понимаешь? До Урала нас не остановят. Что ты здесь потерял, земляк? Это не твоя война! Немцы, по крайней мере, цивилизованнее русских. Ценят своих сторонников. Знаешь, сколько поляков и русских в вермахте? В пехоте чуть ли не каждый пятый. В люфтваффе вообще, считай, половина, наземные службы сплошь из хиви. Что смотришь? Бежим вместе, перейдём линию фронта, у немцев в люди выбьешься! А здесь тебя пристрелит ненароком какой-нибудь слишком подозрительный комиссар. Ты же чужой, из буржуазной страны. Решайся!
На избитом и грязном лице абверовца отразилась непонятная смесь чувств. Может, он знал нечто важное, вселявшее в него надежду. Например, что через считанные дни здесь будет глубокий немецкий тыл. Или пленный напускной бодростью пытался произвести впечатление ради последнего шанса повлиять на земляка. На беду арестанта, капитан и без перевода уловил суть разговора. Даже не зная польского, призыв к бегству, звучавшийкак «учэкать разэм», трудно не понять. Андрей не стал юлить.
Агитирует он, товарищ капитан. Говорит русские для тебя враги, давай убежим вместе, в вермахте меня ждёт награда по заслугам.
Ежу понятно. По делу чё сказал?
Готовится наступление, от Белгорода и, пока не устанут гнать красных, до самого Урала.
До Урала? Силён брехать, этот твой поляк! Волощенко потёр щетинистый подбородок, недовольно нахмурившись. В бою и в окопе небритая рожа никого не удивит, но офицер в тылу и при штабе обязан выглядеть образцово. Сроки наступления, направление ударов?
Пленный упрямо склонил голову вперёд, объяснив, что прибыл сюда добывать информацию, а не снабжать ей противника.
Ясно Лейтенант, свободен! Позже пооткровенничаем. А этого я Этого я сам разговорю, раз русский понимает. Ща он запоёт. Соловьём! Хоть по-японски, хоть по-китайски.
Торопливо шагая прочь от штаба, Андрей подумал, что к следующей встрече особист приготовится основательно изучит личное дело от корки до корки, а там наверняка есть пометка, что родной брат Миха без вести пропал на Миус-фронте. Сегодня в качестве переводчика лейтенант не сильно был нужен, Волощенко, похоже, устроил импровизированную проверку. Ей дело вряд ли кончится. Как ни смешно, надо молить судьбу, чтобы немцы кинулись в наступление поскорее. Там Смершу будет не до Кревского, да и в бою представиться случай проявить себя, тогда все подозрения отпадут Но где же ты, Миха? Живой, в плену или