Да хоть живите в них, пока занимаетесь этим. И ключи вам сейчас отдам. Они у меня в машине.
Смешно, но его «Понтиак» и моя «девятка» стояли бок о бок на автостоянке по ту сторону парка. Я не сдержала улыбки, а он увидел в этом доброе предзнаменование.
Отдавая ключи, Рогов назвал мне имя женщины, присматривающей за его дачей, той, которая нашла тело Валерия в ванне наутро после гулянки.
— Любовь Андреевна. Фамилию, к сожалению, не знаю.
Это имя я тоже запомнила накрепко.
— Удачи, Татьяна! — пожелал он, отъезжая, и одарил меня улыбкой из окошка, как из портретной рамы. — Отправляюсь готовить деньги.
Я, чтобы черт не пошутил, трижды сплюнула через левое плечо.
* * *
Итак, Семен Геннадьевич Рогов отправился готовить деньги, из которых двадцать пять тысяч деревянных — стоимость предварительного расследования — были уже моими кровными. А я прямо из машины по сотовому позвонила Эллочке Пряхиной, признанному знатоку городского музыкального бомонда. Трубку долго не брали, и я удивилась — время за полдень, по режиму Эллы самая пора проснуться. Наконец что-то щелкнуло, и я услышала недовольный голос подруги:
— Ну кого еще черт надрал?..
— Элка! — завопила я, зная по опыту, что промедление чревато отключением и ее, и вслед за этим ее телефона, и тогда, кроме гудков, я больше ничего не услышу — названивай хоть до самого вечера. — Не смей бросать трубку! Это я, Татьяна Иванова. Узнала?
— Подумаешь! — Элла ответила недовольно. — Иванова — это еще не заслуга.
— Но и не недостаток. Давай просыпайся и въезжай в ситуацию. Я звоню тебе не для того, чтобы потрещать насчет твоих последних симпатий.
— Кто?.. — возмутилась она невпопад и наконец въехала. — Боже мой, Танька, это ты, что ль?
— Я, я! — почти кричала я, теряя терпение. — Пряхина, еще немного, и мне придется тебе нахамить, чтобы привести в чувство.
— Не надо хамить. Все уже в порядке. Чего звонишь?
— Консультация нужна. Кто такой Евгений Ребров?
— Скотина! — ответила она возмущенно — мол, кто же этого не знает? — Приезжай, я тебе про него такого напою! И все — чистая правда.
— А ты одна?
— Одна, одна! — ответила она раздраженно. — В том-то и дело!
В прошлый мой к ней визит я обошлась без предварительного звонка и нарвалась на грубого, круглого, как снеговик, с волосами до плеч и совершенно голого мужика, открывшего мне дверь и с ходу приказавшего проваливать ко всем чертям.
— Еду!
— Танька! — завопила она. — Алло! Пива купи! А классный кофе я тебе гарантирую!
Вот так. Все сегодня пьют пиво. Кроме меня.
Через некоторое время я стояла перед пряхинской дверью, обремененная бутылками, и давила на кнопку звонка. Все здесь было не как у всех, и открывать мне не торопились. И только когда я уже решила пустить в ход каблуки и наделать грохоту на всю лестничную клетку, дверь распахнулась. На пороге стояла Элла собственной персоной, завернутой в китайский шелковый халат, и, положив ладони на осиную талию, хриплым от курева голосом пела мне, как малому и горячо любимому ребенку:
— Та-неч-ка! Ми-ла-я! Добро пожа-ло-вать!
С силой, почти невероятной для такого хрупкого существа, она за руку втащила меня в комнату, отобрала сумку с бутылками и умелась на кухню, за обещанным кофе. А я все-таки разулась, хоть обязательным это здесь не было.
«Пусть ноги отдыхают», — так говаривал один мой знакомый, ходивший по дому босиком круглый год.
— Ребров? — Элла подвинулась по ковру к дивану, чтобы привалиться к нему. — Ребров! — Она прищурилась и задумалась на секунду. — Да скотина же, как я тебе и говорила. Но музыкант отменный.
Булькало пиво, чашка с кофе жгла мою ладонь, дымились сигареты в пепельнице на ковре.