Пятилетний Витя, сидевший для высоты на подложенной подушке, да и Лиза, уже вытянувшаяся к своим двенадцати годам, были заняты не отъезжающим отцом, а дядей Севой, который вел разговор, балагурил.
Витя, не понимая, как бы из вежливости, тоже улыбался. Его более занимал' близкий к нему большой палец на правой дяди Севиной руке, державшей ложку: он был громадный и какой-то самостоятельный, как первый сук на дереве. Заметив его взгляд, Всеволод Васильевич тотчас показал Вите, как легко и просто можно оторвать этот палец, подбросить его кверху и снова приставить к руке. Это было поразительно! Витя, оставив ложку, стал дергать свой пальчик, который только назывался "большим", а был крошечным. Мать, с укором взглянув на брата, остановила сына: это можно после обеда...
- Соня! Надо еще вот соль положить, - сказал Михаил Михайлович, взглянув на солонку. - Почему-то соль в дорогу всегда забывается.
- Это смотря как собирать чемодан! - отозвался Всеволод Васильевич, отставляя тарелку. - Ты, я вот вижу, собираешь по дамскому способу. А есть другой.
Мужчины, которые понаторели на командировках, за день, за два составляют подробный список вещей. Тут записывается все, до мелочей, вплоть до зубной щетки и карандаша. За час до отъезда все это спокойно складывается в чемодан. Вот и все... Больше того - в следующую поездку нового списка составлять не нужно, надо посмотреть в старый... Ну а дамский способ: перед отъездом открыть чемодан и бросать в него все, что попадается в комнате на глаза. Многое забывается, а то и лишнее берется. В сороковом году тетя Клава приехала на съезд невропатологов - открыла чемодан, а там под бельем оказался гипсовый бюстик Тургенева. Мы все, конечно, любим его, но тащить с собой полкило гипса, - это уж, понимаешь, чересчур!
- Ну, ты всегда был женоненавистником! - сказала сестра.
- Почему ненавистником? Я просто стараюсь их понять. Вот, по военному времени и по своему холостому положению, стою в очереди у булочной. Подходит женщина, за ней вторая... Они незнакомы, молчат, но через пять минут одна другой начинают рассказывать свою биографию! Да подробно! Да с удовольствием! Ты объясни - зачем?
Софья Васильевна ответила, что она бы лично этого не сделала, но вообще женщины более общительны, зато они и более добросовестны. Заговорили о женском и мужском труде.
- Добросовестность бывает трогательна, - Шувалов пододвинул к себе котлеты. - Помню, покупаю галстук, и продавщица заботливо так предупреждает: "Хранить галстук надо в сухом и прохладном месте".
- Это прелестно! - громко сказал дядя Сева. - Но это пустяки в сравнении с тем, что я встретил во время нэпа в Симферополе. Только что было крымское землетрясение, и вот на рынке какая-то небритая личность продавала... порошок от землетрясения. Так, белый, вроде аспирина. Надо было посыпать вокруг себя - и все...
Обед прошел легко, весело, и Софья Васильевна была рада этому: пусть Михаил так и уедет-последнее воспоминание всегда живуче.
Но не весь день был такой. После затянувшегося обеда Витю уложили спать, прилег и Всеволод, свесив большие ноги за край дивана, Лиза пошла на почту купить для отца конвертов на дорогу.
- Ну, вот и хорошо, - сказал Михаил. - Все в отсутствии. Пойдем-ка ко мне.
Он принес из передней в свой кабинет припрятанные свертки и развернул их. Книга в синем переплете с серебряной надписью "Седов", отрез темно-синей шелковой материи и маленькие желтые ботинки.
- Понимаешь, тут без меня будут дни рождения, и ребятам важно, чтобы и от отца тоже... Ну, а это тебе, - он показал на шелк, - к тридцатому сентября.
Только Софья Васильевна, зная отвращение мужа к покупкам, к магазинной толкотне, могла оценить это.
А тут было даже большее: по военному времени следовало еще раздобыть ордера, не забыть промтоварные "единички"...