Вторая дочь прежних хозяев исчезла еще в пятьдесят третьем году, и с тех пор ни слуху, ни духу не было о ней. Но невозможно пропасть незаметно на этих землях у самой границы, у самого подножия гор: множество патрулей, караулов, шныряющих повсюду гостей неприкаянных и сумасшедших уж кто-то бы выдал. А раз не было и подтверждения тому, что девушки нет в живых больше то и говорить о таком не приходилось, и хозяйкой дому белокаменному она считалась.
Но дом этот всегда был полон гостей, и за редким исключением очередной такой не оставлял надежд своих заметить что-то чуть более волшебное, едва-едва чудесное в стенах его; дом этот знал многих героев почти всех, до единого героев этой земли, а потому привлекал к себе внимание и манил неизменно, с каждым годом, в любую пору еще гостей, других гостей; и каждый из них оставлял свои следы в стенах белокаменных, и каждый за редким исключением находил, что искал.
И дом этот и правда хранил множество артефактов, неисчерпаемое количество которых только и питало эти надежды только надежды; когда же и вправду рука гостя касалась того, что искал он здесь вот тогда надежды рассыпались прямо перед чертой исполнения желания заветного не оправдывали себя артефакты, не казались тем, что жаждали увидеть искатели и охотники до них, не притворялись чем-то расчудесным и вовсе не напоминали палочку волшебную и желания, как такое, не исполняли, и не исцеляли души обедневшие на веру и вдохновение особенно; нет, артефакты они просто были. БЫЛИ. И все.
Но сокрушался скептик вновь над этим обстоятельством непоколебимым, очевидным, много, много раз на личном опыте узнанным и повторенном, и снова не верил, не мог поверить в то, что артефакт это просто артефакт, которое название ничем не обязано представиться как следует по соответствию желанию его, его заветным представлением о которых, верные своим чаяниям, надеждам без конца писали, завещали детям своим уже опробовавшие то гости стен этих белокаменных.
И вновь вещь не казалась вещью, и буквы шифром. А дом любил своих гостей, а таких коих большинство, за редким исключением особенно.
Но этот дом не терпел конфликты между обитателями; как только семя раздора было пущено так тотчас же, тут же прекращались все случайные отсветы на самые потаенные углы старого комода, блики на стене, которые ложились точно по направлению поисков по направлению верного пути искателя артефактов, этими стенами сокрытых; уже покинувшими их гостями и хозяевами, оставившими тот путь, сокрытых.
И вновь у порога, затормозив лишь на миг и ухватившись рукой за дверной косяк, показалось в один момент, в очередной раз молодой еще даме, обладательнице прекрасных золотых локонов, убранных в горделивый пучок, и прямо под шляпку что есть еще небольшая надежда на то, что все выйдет, как хочется, что все будет так, потому что так должно быть и оправдаются, сбудутся все ее чаяния, и вздохнет она полной грудью, и заживет таким миром, который прольется дождем золотым вокруг нее, и тогда уже не покинет она этот дом с сожалением, и тогда уже не будет сомнений у нее, что это ее мир, и именно в таком мире она хочет жить.
Но как она в этом сомневалась!
Внешне она была неотразима, аккуратна и превосходно владела тем своим образом, к которому окружающий ее мир и все его представители питали больше симпатий настолько хорошо владела им, что ей даже было в нем комфортно; настолько сжилась с ним, что уже не выходила из-под этой красивой картинки, а казалось, стала ей; не выходила из этого образа даже тогда, когда оставалась наедине с собой а такое случалось очень часто даже когда никто, никто и ничто не могло бы ее потревожить, когда ничто не обязывало за этот образ держаться.
Она настолько сжилась с ним, что без него чего эта молодая еще дама, обладательница прекрасных золотых локонов даже представлять не хотела, до того ужасным то ей казалось она чувствовала себя беззащитной, выброшенной из колеи своей, как рыба на суше, как белое точно по черному.
Но белое с черным владеют гармонией, а в этом же случае белое с черным разнилось, и почему, почему же казалось ей одной из таких, подобных ей, которым подобна она казалось, что иначе быть невозможно наравне, на одном уровне с миром своим чудесным, с миром своих чудес, который она насыщает каждым своим касанием мира, ее окружающего чего она, к сожалению, не понимала, и лишь изредка догадывалась, но догадывалась не посредством неожиданно или сопоставлено с чем-то пришедшей мысли, а самим существом своим; пускай нелюбимого, пускай, не такого он не может таким быть всегда какой бы навсегда укрыл ее, укутал золотым покровом пускай даже совсем не такого!