— Сергей Иванович тоже взял газету, тоже прочитал, но, в отличие от Маринки, он нашел в этом абзаце что-то полезное.
— Вы знаете, Оля, слова этой Юлии, что она покажет газету каким-то там своим девчонкам, являются фактическим согласием на публикацию этого мини-интервью с ней. Я так понимаю.
— Нужен Фима! — крикнула Маринка и обратилась ко мне:
— Звонить?
— Да подожди ты! — прикрикнула я. — При чем тут Фима? Юридических претензий нам никто не предъявляет. Тут претензии, так сказать, физические. Но дело не в этом. Нужно разобраться…
— А если психа отпустят, — каркнула Маринка, — то придется еще от него и скрываться. В принципе, жалко парня. У него горе, замкнуло его на этой статье, но, с другой стороны, и нам не легче: убить же может. Или покалечить.
— Лучше убить, — сказала я, — калекой быть не хочу.
., — Никто не хочет, — согласилась Маринка и хлопнула себя по коленке. — Все, решено. С сегодняшнего дня я с тобой не расстаюсь и сотовик твой я таскать буду. Я, а не ты. Потому что нападать будут на тебя, а я тем временем буду звонить. У тебя может не получиться.
— Пока будут убивать, у меня может не получиться позвонить, — медленно сказала я, привыкая к этой мысли.
— Вы не замыкайтесь, Оля, на этом, — строго сказал Кряжимский, — я бы на вашем месте обратился в милицию.
— За физической защитой? — спросила Маринка и крикнула:
— Правильно! Пусть дают охрану!
— За информацией! — поправил ее Сергей Иванович. — Если на самом деле было самоубийство, то нужно брать сведения из первоисточника: когда, как и что за записка. Нет ли сомнений у следователя, ну и прочее. Одним словом, нужно решить эту задачку, и чем скорее мы это сделаем, тем целее нервы будут у всех у нас.
— Верно, — сказала Маринка, — я сама хотела предложить то же самое. Нужно разобраться. Позвони, Оля, Фиме, пусть он порасспрашивает. Заодно будет и в курсе событий в случае чего.
Я хмуро посмотрела на Маринку, встала, взяла телефон и вернулась с ним к кофейному столику.
Фимы на месте не оказалось, и я продиктовала его секретарю, что мне очень важно и очень срочно нужно узнать как можно больше про самоубийство Юлии Пузановой, случившееся несколько дней назад.
— Четыре дня назад, — уточнила Маринка.
— Откуда знаешь? — удивилась я.
— Сказали же, что похороны были вчера. Хоронят обычно на третий день, значит, умерла четыре дня назад, — объяснила Маринка свою логику.
— — Не факт, — заметил Сергей Иванович, тихо ставя чашку перед собой, — это же не обычная, прошу прощения, смерть, да и в обычных случаях тоже не всегда придерживаются этих сроков. Не нужно уточнять.
Я и не стала. Фимина секретарша, выслушав меня, все записала и пообещала, что как только, так сразу. Я положила трубку на место.
— Ну что, господа репортеры, — начальственно произнесла я, — как я понимаю, на ближайшие сутки для меня самое важное дело — это выяснить подробности смерти этой женщины. Пока не разберусь, не знаю, как вы, а я и думать ни о чем не смогу, уж я-то с собой знакома.
— Я тоже, — сказала Маринка.
Кофе закончился, Маринка унесла кофеварку, Ромка помог унести все остальное. Все вышли, я осталась одна в кабинете. Закурив, подошла к окну.
То, что случилось сегодня, было неожиданно, мало похоже на правду, но от этого на душе спокойнее не становилось.
Покурив и подумав, я решила, что нечего тянуть время, нужно ехать на разведку. Иного ничего больше не придумывалось. Подойдя к зеркалу, внимательно посмотрела на стоящую в нем симпатичную, высокую и… в общем, очень даже не среднестатистическую журналистку, грустно подмигнула ей и спросила вполголоса:
— Дописалась?
Журналистка отрицательно покачала головой, и я поняла, что она не согласна.
Как раз в этот момент в кабинет заглянула Маринка.
— Ну что, все переживаешь? — спросила она.