Может, попытка взять интервью для газеты? До этого было две попытки - в сентябре письмо из "Нового времени" и в начале ноября из "Литературной газеты" предложение, переданное Гинзбургом в его письме. Я отказался, так как не хотел давать интервью в условиях, когда я никак не могу проконтролировать точность передачи моих слов, вообще не могу давать "интервью с петлей на шее" - это перефраз названия книги Фучика. В этот раз я также собирался отказаться.
До 3 часов дня 16 декабря мы сидели, ждали звонка. Я уже собирался уйти из дома за хлебом. Далее - на основе записи из моего дневника, с некоторыми комментариями.
В три часа позвонили. Я взял трубку. Женский голос: "С вами будет говорить Михаил Сергеевич". "Я слушаю". (Люсе: "Это Горбачев". Она открыла дверь в коридор, где происходил обычный "клуб" около милиционера, и крикнула: "Тише, звонит Горбачев". В коридоре замолчали). "Здравствуйте, это говорит Горбачев". - "Здравствуйте, я вас слушаю". - "Я получил ваше письмо, мы его рассмотрели, посоветовались". Я не помню точных слов Горбачева, с кем посоветовались, но не поименно, и без указаний, в какой инстанции. "Вы получите возможность вернуться в Москву, Указ Президиума Верховного Совета будет отменен. (Или он сказал - действие Указа будет прекращено. - А. С.). Принято также решение относительно Елены Боннэр". Я - резко: "Это моя жена!" Эта моя реплика была эмоциональной реакцией не столько на неправильное произношение фамилии Боннэр (с ударением на последнем слоге), а главным образом на почувствованный мной оттенок предвзятого отношения к моей жене. Я доволен своей репликой! Горбачев: "Вы сможете вместе вернуться в Москву. Квартира в Москве у вас есть. В ближайшее время к вам приедет Марчук. Возвращайтесь к патриотическим делам!". Я сказал: "Я благодарен вам! Но несколько дней назад в тюрьме убит мой друг Марченко. Он был первым в списке в письме, которое я вам послал. Это было письмо с просьбой об освобождении узников совести - людей, репрессированных за убеждения." Горбачев: "Да, я получил ваше письмо в начале года. Многих мы освободили, положение других облегчено. Но там очень разные люди." Я: "Все осужденные по этим статьям осуждены незаконно, несправедливо, они должны быть освобождены!" Горбачев: "Я не могу с вами согласиться".
Я: "Я умоляю вас еще раз вернуться к рассмотрению вопроса об освобождении людей, осужденных за убеждения. Это - осуществление справедливости. Это - необычайно важно для всей нашей страны, для международного доверия к ней, для мира, для вас, для успеха всех ваших начинаний". Горбачев сказал что-то неопределенное, что именно - не помню. Я: "Я еще раз вас благодарю! До свидания!" (Получилось, что я, а не он, как следовало по этикету, прервал разговор. Видимо, я не выдержал напряжения разговора и боялся внутренне, что будет сказано что-то лишнее. Горбачеву не оставалось ничего другого, как тоже окончить разговор.) Горбачев: "До свидания".
Через три дня состоялась встреча с президентом АН Марчуком, о которой говорил Горбачев (не в квартире, а в Институте физики, куда меня привезли на директорской машине). Разговор происходил с глазу на глаз. Я впервые видел недавно избранного президента. Это был плотный мужчина среднего возраста, деловой, хваткий, типичный организатор науки новейшей формации. Марчук сказал: "Ваше письмо Михаилу Сергеевичу произвело на него большое впечатление. Я получил из Президиума Верховного Совета тексты Указов по вашему делу. " С этими словами он достал из нагрудного кармана пиджака помятую бумажку с рваными краями и прочитал (я на слух записал буквально, не исправляя синтаксиса: "1. Прекратить действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 января 1980 года о выселении Сахарова в административном порядке из Москвы. 2.