Зала действительно оказалась освещённой, как обыкновенно бывало в дни торжественных приёмов, а подле трона стоял двойник императрицы в парадном костюме. Побледневшая, широко раскрытыми глазами посмотрела Анна Ивановна на своего двойника и приказала солдатам стрелять. Раздался выстрел всего взвода, задребезжали разбитые зеркала, и густой дым на время закрыл трон и видение. Когда же рассеялся пороховой дым, присутствующие увидели, как двойник государыни сошёл с возвышения, прошёл мимо Анны Ивановны и, проходя мимо неё, молча погрозил пальцем.
Государыня упала в обморок.
И этот случай императрица объяснила предзнаменованием своей близкой кончины.
О положении больной государыни в точности было известно только самым приближённым, хотя слухи об усиливающейся болезни проникали в общество теми неизвестными путями, о которых не доищется и самая деятельная тайная полиция. Высокопоставленные особы и члены дипломатического корпуса продолжали приезжать в обыкновенные приёмные дни и вечера во дворец с целью получить более подробные сведения о состоянии больной, но получали только самые неопределённые извещения. Такого же результата достиг французский посланник де ла Шетарди, приехавший раз на куртаг с твёрдым намерением самому проверить рассказы Лестока, но вместо того ограничившийся партией в карты с принцем Антоном.
Между тем болезнь скоро приняла оборот, угрожавший скорым и неизбежным концом.
XXI
Пятого октября государыня, садясь за обед, по обыкновению, с семейством герцога, вдруг почувствовала тошноту, головокружение и затем упала в обморок. Её перенесли в опочивальню где, усилиями докторов, она была приведена в чувство и затем уложена в постель; появилось обильное кровохарканье, которое доктора сочли одним из самых опасных признаков.
Растерявшийся герцог не знал, что делать. Найдя в соседней с опочивальнею комнате дворца случайно бывшего там президента коммерц-коллегии барона Менгдена, он распорядился послать его за обер-гофмаршалом графом Левенвольдом, который, вероятно, находился поблизости во дворце, а потом и за фельдмаршалом Минихом. Первым явился обер-гофмаршал.
– Государыне дурно, – встретил его Бирон, в волнении перебегавший от одного окна к другому, – что делать?
– Я не знаю, – отвечал ошеломлённый обер-гофмаршал, заключивший по волнению герцога о близости кончины государыни, – надо послать за министрами.
– Пошлите за Бестужевым и Черкасским, а сами поезжайте к графу Остерману и узнайте обо всём от него подробно.
На подъезде Левенвольд встретил возвращающегося барона Менгдена и с ним фельдмаршала.
– Отправляйтесь скорее к кабинет-министрам князю Черкасскому и Бестужеву, – на бегу передал приказание Левенвольд Менгдену, – а я еду к вице-канцлеру.
Андрей Иванович не был застигнут врасплох. Зная через свою Марфу Ивановну истинное положение больной государыни, он, не вставая с кресел, успел всё обдумать и приготовиться.
Граф Левенвольд наскоро передал о случившемся и о недоумении герцога, что теперь должно предпринять.
– Первее всего, – отвечал оракул, выказывая крайнее смущение от неожиданного известия, – первее всего надлежит озаботиться о наследии престола, о преемстве императора Иоанна, о чём императрица изволила заявлять неоднократно.
– Но император в пелёнках, кто же будет править? – с нетерпением перебил Левенвольд.
– Править? – с недоумением переспросил Остерман, как будто этот естественный вопрос никогда не приходил ему в голову, – править могла бы и мать его величества, при помощи совета из тех же лиц, которые теперь занимаются управлением.
Этот ответ передал Левенвольд герцогу на ухо по возвращении во дворец.