Какая борода?
ЕСЕНИН. То есть как это какая? Слишком все у них в доме заполнено тенью "великого старца". Везде портреты Толстого: на столах, и в столах, и на стенах, кажется, даже на потолках. Куда ни глянь - он на тебя смотрит, будто следит за тобой. Одни бороды вокруг тебя, а для живых людей места не остается. И это душит меня.
УСТИНОВА. Жаль, что у тебя не сложилось с Соней.
ЕСЕНИН. Поздно жалеть, тетя Лиза. Надо было раньше... К жене не вернусь. Надоело мне это и все! В Ленинград я приехал работать. Очень люблю этот город, не раз уже бывал здесь. В Ленинграде у меня много друзей и разных знакомых. По этому случаю предлагаю собраться у меня и отметить мой приезд. Тем более, что есть еще один повод: вся Европа празднует сегодня рождественский сочельник.
УСТИНОВ. А ты знал, когда приехать!
ЕСЕНИН. А ты думал!
Стук в дверь. Входит портье.
ПОРТЬЕ. Сергей Александрович, ваши вещи доставлены. (Вносит чемоданы.) И еще к вам гость - Вольф Эрлих.
ЕСЕНИН. Хорошо. Скажите, что я его жду.
Портье выходит.
УСТИНОВА. Мы пока с Георгием пойдем к себе. Побудьте вдвоем. Я тем временем поставлю самовар.
УСТИНОВ. А попозже мы зайдем.
ЕСЕНИН. Обязательно заходите, я вас с ним познакомлю.
Устиновы уходят. Через несколько мгновений входит Эрлих.
ЭРЛИХ. Сергей, родной, здравствуй!
ЕСЕНИН. Милый Вова, здорово! (Обнимаются.) У меня не плохая "жись". Но если ты не женился, то не женись.
ЭРЛИХ. Да ты никак вырос!
ЕСЕНИН. Похоже на то. А знаешь, кацо? Я, кажется, молодею! Ей-богу, молодею!
ЭРЛИХ. Пьешь?
ЕСЕНИН. Нет. Немного. Но здесь, на невских берегах пить совершенно перестану и наконец-то обрету так ускользающий покой. Я ведь бежал из Москвы от рассеянной жизни. Мешают мне там. А я хочу писать, чтобы никто, даже друзья, не мешали...
ЭРЛИХ. Значит сюда надолго?
ЕСЕНИН. Насовсем. Кстати, кацо, ты получил мою телеграмму с просьбой снять здесь для меня две-три комнаты?
ЭРЛИХ (смутившись). Получил. Прости, Сергей, но комнат снять не удалось.
ЕСЕНИН. Почему?
ЭРЛИХ. По разным причинам. Тем более, что ты забыл сообщить главное: приезжаешь ты один или с женой.
ЕСЕНИН. С Толстой я разошелся окончательно. Она жалкая и убогая женщина, хотела выдвинуться через меня. Подумаешь, внучка! А происхождение кружило ее тупую голову. Как же остаться вне литературы? А ведь она, набитая дура, охотилась за литераторами. Опутала она меня. Сошелся я с ней. А потом... женился... Я думал было... но ошибся...
ЭРЛИХ. Эх, Сережа, Сережа!
ЕСЕНИН. Сережа! Сам знаю, что Сережа! Слушай...Никогда не жалей меня, кацо! Если я когда-нибудь замечу... Я убью тебя!... Понимаешь?.. Я себя не продавал...
ЭРЛИХ. Извини, друг. Я не хотел. Мы еще погуляем на наших свадьбах...
ЕСЕНИН. Нет, теперь-то я избавлен от всякой женитьбы. Три раза был женат, а больше по закону в нашем государстве не полагается. А ты что, жениться захотел? Господи, какой дурак! Ты на меня, дурья голова, не смотри. Мне лет-то сколько? Жизнь-то моя какая! А тебе сколько? Ты мой совет запомни: холостая жизнь для поэта все равно, что мармелад! И стихи идут, и все идет. Женишься - света белого не взвидишь! Вот что! Я вот женился! А куда мне такому жениться? Господи, как хорошо, что мы оба холостые!
ЭРЛИХ. Слушай, Сергей! Бросай эту чертову гостиницу. Едем ко мне на квартиру. Скоро новый год. Проживем праздники у меня на Бассейной...
ЕСЕНИН. Видишь ли... Здесь в "Англетере" остановились Устиновы, и мне бы очень хотелось, чтобы эти дни мы провели все вместе. Мы с Жоржем очень старые друзья, а вытаскивать его с женой каждый день к тебе на Бассейную, пожалуй, будет трудновато. Кстати, когда я узнал, что ты переехал на собственную квартиру, я испугался. Поэт не должен иметь квартиры. Удобнее всего писать в номере гостиницы. А если ты еще и спишь на полу, то ты настоящий поэт.