- Да, конечно! Толпами валит на эти развалины!… Кому они нужны!
- Все равно, тебе по должностной не положено отвлекаться.
- Ничего вы не понимаете! - вспыхнул Морозов. - Вы такой же, как и остальные военные. У вас только одно на уме: чтобы сапоги блестели да маршировали в ногу!
Я вернул ему книжку.
- Спрячь. Это нужно читать дома, а не в карауле. Еще раз увижу - влеплю выговор.
Он забрал книжку, взирая на меня с лютой ненавистью. Ершистый парень, думает, все на свете знает. Но люблю таких. В боевых условиях при соответствующем обучении они набираются ума и становятся отличными солдатами… Если прежде не схлопочут по глупости пулю.
То, что мои подчиненные не обходят периметр, стало для меня открытием. Майор Фомин, этот гад-хохотун, держался с ними в панибратских отношениях, отчего караульные распустились и стали принимать работу за нечто вроде оплаченного безделья на свежем воздухе. Оставлять это без внимания было никак нельзя.
К полудню я собрал перед караулкой на пятачке вытоптанной травы всю четверку. Морозова, Сидельникова, Тарасыча и Орехова. Они обливались потом в душном предгрозовом воздухе и были страшно недовольны, что я вытащил их на объект в нерабочую смену среди белого дня, оторвав от грядок, домашних дел и телевизора.
Но нужно было поставить вопрос ребром.
- Сегодня мне стало известно, что вы не выполняете прямые обязанности, - сказал я, прохаживаясь перед строем со сложенными за спиной руками. - Вы не обходите периметр. Это недопустимо. Это нарушение вашей должностной инструкции.
- Да нам насрать на твою инструкцию! - с вызовом произнес Орех, молодой обалдуй с глазами садиста и прокуренным голосом. Этот тип людей я тоже знаю. И не люблю. Обучению не поддаются.
- Периметр не обойти, там чертополох с репейником в человеческий рост. - Сидельников был единственным, кто служил в армии, причем не абы где, а в десантных войсках. Коренастый, основательный по характеру, в разговоре каждое его слово звучало весомо. К нему обращались «дядя Саня», хотя Сидельникову не было и тридцати. Вот и сейчас, когда он говорил, все повернулись к нему. Все кроме Ореха, который с кислым выражением лица плевал себе под ноги.
- Если проблема в этом, - сказал я, - тогда нужно скосить сорняки. У нас есть коса?
Косы у нас не оказалось.
- Ничего, я найду где-нибудь, - пообещал я. - Предлагаю с завтрашнего дня в дополнение к графику смен выводить на покос по человеку.
Они взвыли.
- Ну вот еще!
- Размечтался, начальник!
- Это наше личное время!
Бог мой, мне достался настоящий сброд.
- Если кому-то не нравится, я не держу.
- Да увольняли нас уже! - нервно пробубнил Тарасыч. У него на плече синела татуировка якоря. Он говорил всем, что в 1965-ом служил на боевом крейсере, хотя на самом деле работал в порту на узле связи. - Увольняли, только потом назад взяли - никто на эту работу не идет!
Блин, как же с ними, чертями, бороться? Увольнения не боятся, наказания по барабану, гауптвахты нет, да и не в армии мы, свободные вольнонаемные.
Сидельников неожиданно вырос возле меня.
- Ты это, начальник, - сказал он, обняв меня за плечо, - занимайся своими делами, ладно? А нас не трогай. Мы сами разберемся, как нам службу нести.
Подтвердив свои слова широченной, составленной из крепких зубов улыбкой, Сидельников отодвинулся в сторону. Я вытер взмыленную шею. Во рту было сухо, как в Сахаре. Пальцы сжались, пытаясь стиснуть рукоять несуществующего резца. Не хватало мне сейчас только ложки вырезать!
Я обвел подчиненных суровым взглядом.
- Вы получаете премиальные, - произнес я с расстановкой. - На мой взгляд, слишком большие. Я поговорю с Гаджиевым, чтобы сделать их соразмерными выполняемым обязанностям. Думаю, это пойдет вам на пользу.
Они затихли. Ропот прекратился.