Но лично я опять-таки не теряю надежды и лелею в душе своей, огрубленной действительностью и нынешней социальной неразберихой, а впрочем, и неразборчивостью нравственных понятий, - лелею мечту на изначально природное в существе человеческом.
Как же быть?
Или остаться человеку в человеке, или же все же отдать душу свою нечто более органичному, непритворному, естественному. То есть именно звериному началу, которое никогда не позволяет себе брать больше того от окружающего божественно неповторимого и неизъяснимо же волшебного мира, чего понадобится для его, зверя, сосуществования в этом трехмерном сказочном пространстве.
Я лелею не погасший-таки, не затушенный всеми вихрями революционными враждебными свечной же огонь, на миру вроде такой же неприметный, скорее служащий для декора, для модного застольного освещения, чем для сохранения, для поддержания огня лампады перед ликом Господа Бога, ставшего в наши дни опять же таки сувенирным символом, а не тем святым местом, пред которым, молясь, крепли духом русские мои предки, моя родня, о которой ниже второго колена ничего-то не ведаю...
Так дай же мне, Господи, пронести этот подспудный маловедомый даже и для меня, этот славный и всегда для человеческого глаза странно притягательный своей древностью, своей неизъяснимой силой этот неяркий язычок свечного огня. Пронести этот, скрыто волнующий душу зыбкий неяркий тотемный свет через всю отпущенную мне Тобою, Господи, жизнь. Пронести, сохранив его малый жар; и все равно не поскупиться в трудный и тяжкий для кого-то из близких мне по крови, по духу час и поделиться ласковым жаром моей душевной свечи...
Именно с этой маловразумительной для чуждого слуха самозванной, сочиненной молитвой обращаюсь я к Господу Богу. Обращаюсь не в специально отведенные для молитвы минуты, - почти что, походя, буквально чуть ли ни во время буденной суеты начавшегося или завершающегося рабочего и отдохновенного дня.
И мне чудится, а впрочем, и верится, что наивная просьба рядового русского атеиста-мистика будет где-то там, на небесах, где правит всеединый Создатель всего нашего сущего, - будет услышана, будет принята к сведению.
Моей наивной интеллигентской душе хочется верить не в летающие тарелки и прочую уфомифологическую занимательную чепуху, - хочется верить во что-то настоящее, мудрое, всечеловеческое. И верить спокойно, без религиозных теологических дебатов, без пышных церковных отправлений Богослужения.
Возможно, я еще приобрету тягу ко всем вышеозначенным обрядам, постам, псалтырным молитвам, истинным, не дилетантским.
Возможно, и цитировать примусь, несветскую эрудированность, проявляя, слегка бахвалясь пред любознательным светским обществом.
Возможно, и поучать, как бы ненавязчиво возьмусь, просветляя головы заблудших и погрязших в человеческих мерзоприлипчивых грехах, - все может статься в моей судьбе.
Но все это уже будет лично для моей души вторично, пусть и более чинно и благородно, благопристойно, в конце концов, - все равно лично для моей все еще мятущейся мистически неприкаянной души это церковное обрамление будет не более (как же грешно, по мнению церковнослужителей, я объясняюсь) как благородный подобающий гениальной картине багет.
Все-таки Бог для человека Един и Вездесущ, и общается человек с Создателем посредством лишь своей личной, обраненной земной непутевой жизнью, души.
И это мое личное понимание Бога и Сына Его Христа Мученика проистекает в независимости от моего цивилизованного разума.