Потом, демонстрируя обезноженного, профессор говорил своей белохалатной свите, что причина причин болезни - куренье.
- Вот до чего, друзья мои, довели человека "невинные" папироски, которые через десять минут вы все закурите, - заключил прославленный хирург.
Ассистент Гергалафа стоял возле изголовья обезноженного. Тот сделал ему знак глазами - "Нагнитесь, мол, ко мне".
И прошептал:
- А ведь я, доктор, в жизни не выкурил ни одной папиросы.
- Молчите! Молчите! - испуганно отвечал ассистент.
Не слишком ли много и в нашей литературе этого трусливого - "Молчите! Молчите! ".
* * *
Когда родители назвали меня Анатолием, это было редкое имя. Больше половины России тогда составляли Иваны. Теперь же кругом Тольки и Юрочки, а Иван самое избранное имя. Лишь отчаянный эстет и оригинал назовет Иваном своего сына.
* * *
Киевский стихоплетишка Микола Бажан, дослужившийся на Украине до какого-то министерского портфеля, выступая в Москве, в Союзе писателей, сказал:
"Среди нашей интеллигенции нашлись, к сожалению, неустойчивые люди, которые думали в панике, что необходима переоценка всех ценностей, полная смена всех. Неправильно ставился вопрос и о личности И. В. Сталина. Многие ретивые редакторы дошли до того, что имя Сталина стали вычеркивать из наших произведений. Один из московских писателей заявил, что он горд тем, что ни в одном его произведении никогда имя Сталина не было упомянуто. А ведь гордиться-то нечем. Зачеркивать все, что было сделано Сталиным доброго, зачеркивать весь тот путь, который мы прошли, веря в Сталина как воплощение наших мечтаний и идеалов, видя в Сталине воплощение партийной воли и партийного руководства, было бы недостойно честных советских людей и честных советских писателей".
"Веря в Сталина как воплощение наших мечтаний и идеалов".
Подлец! Подлец этот Бажан!
- А миллионы и миллионы, - спрашиваю я, - безвинных людей, замученных в застенках ГПУ пытками этим "воплощением идеалов".
Им, им! Не жалкие же его палачи в ответе! Замученных им в одиночках, в каторге, в тюрьмах, в концлагерях, в ссылках. Расстрелянных им в затылок, как Мейерхольд, Перец Маркиш, Бухарин, Тухачевский и тысячи, тысячи других. Раздавленных на пустынных дорогах или в темных переулках, как великий артист Михоэлс.
Среди расстрелянных, раздавленных, замученных пытками и все друзья по революции Владимира Ильича - его старая большевистская гвардия, верная своему лидеру до его смертного часа. Тут гордость нашего воинства полководцы, разбившие Деникина, Колчака, Юденича, Врангеля. Тут цвет искусства, науки и техники. Тут ум и мускулы деревни.
Бессмысленно, совершенно бессмысленно разбитые жизни, искалеченные, оклеветанные, обесчещенные, пущенные "в расход" наши лучшие люди.
"Мокрое" сталинское дело! Самое страшное "мокрое дело" за всю историю человечества.
Ну и подлец же, подлец этот Бажан. Этот Миколушка!..
"Есть много огромного, но огромней всего человек", - говорил Сократ. Посмеемся же, друзья мои. Горестно посмеемся. Ведь и Бажан как будто тоже человек, он даже стишки пишет.
* * *
Марья Федоровна Андреева, жена Горького (после Пешковой и до фрейлины ее величества Бенкендорф) всегда говорила про Никритину:
- Моя дочка!
Действительно, играя в Киеве в Соловецком театре, Марья Федоровна пленилась (вероятно, от смешного, от неожиданного) очень тоненькой гимназисточкой четвертого класса, у которой было слишком много черных глаз и слишком мало носа. Настолько пленилась, что даже поставила в ее бедную комнату роскошный рояль, взятый где-то напрокат.
- Нюрочка хочет учиться на фортепьяно... Так вот!
Но Нюрочка собиралась стать великой драматической актрисой, а не пианисткой.
Однако бренчать на фортепьяно она все-таки благодаря Марье Федоровне научилась.
До Киева Андреева служила в Художественном театре.