Им-то не нужно лежать на кушетке и вышивать саше для всяких противных старух.
Он взглянул на отца.
– Вы знаете священника, который ходит к тёте Анжелике? – вдруг смущённо выпалил Рене.
– Отца Жозефа? Знаю, встречался с ним несколько раз.
– Вам не кажется, что он довольно гнусный субъект? Маркиз вопросительно посмотрел на сына.
– Почему ты так думаешь?
– Просто так, – пробормотал Рене, снова прячась в свою раковину.
– Может быть, – задумчиво сказал маркиз. – Очень может быть.
Несколько мгновений он молча хмурился, перебирая свои бумаги, потом спросил:
– По-твоему, Маргарите там… не очень хорошо?
– По-моему, это просто свинство не позволять девочке завести щенка, когда ей хочется.
– Завести… кого?
– Но она ведь совсем ещё маленькая, отец, и ей просто не с кем играть, – только тётка да куча монахинь. Конечно, если бы мы могли взять её сюда на недельку-другую, вроде как на каникулы, – уж тут у неё были бы и собаки, и кролики, и всё такое…
Смущение опять сковало язык Рене. Маркиз посмотрел на сына серьёзно и озабоченно.
– Да, конечно. Но как же её привезти? Всё дело в том, каким образом доставить её сюда и обратно.
– Можно сделать так, чтобы она ехала лёжа. Если взять телегу для сена и положить доски… вот так…
Рене подошёл к письменному столу и взял карандаш. Отец молча пододвинул ему листок бумаги, и Рене быстро набросал схему.
– Нужны прочные доски, шесть футов два дюйма в длину и двенадцать дюймов в ширину. Под них ставятся двое козёл – те, что в сарае. У одних нужно будет укоротить ножки на четыре дюйма.
– Ты их уже измерил?
– Измерил. Вот здесь мы вобьём большие крюки, чтобы все это прочно держалось, и подвесим на верёвках кушетку – вот так. Маргарита тогда совсем и не почувствует тряски. Я сяду в телегу и буду придерживать кушетку, если она начнёт раскачиваться, а Жак будет править. Мы поедем очень медленно через Вийамон. Так дальше, но зато дорога там гораздо лучше.
– Вот как? Ты и там уже побывал?
– Да, я съездил туда сегодня утром. Дорога испорчена только в одном месте, но там мы с Анри можем снять кушетку н перенести её на руках.
Как только Рене взял в руки карандаш, всю его застенчивость как рукой сняло. Он был настолько поглощён чертежом, что совсем забыл про своё смущение; однако стоило ему закончить объяснение, как уши его густо покраснели, он уронил карандаш и. поспешно нагнувшись за ним, ударился головой о стол. Отец тем временем рассматривал чертёж. Линии были чёткие, как будто проведённые твёрдой рукой чертёжника-профессионала.
– Рене, – сказал наконец маркиз; и Рене появился из-под стола с карандашом в руках.
– Да, отец?
– Что, если нам с тобой как-нибудь на днях съездить в Аваллон и поговорить с тётей Анжеликой?
– Хорошо. Только… – Рене запнулся, вертя в руках карандаш, и закончил одним духом. – Может быть, лучше Анри с ней поговорить? Если это предложит он, тётя скорее согласится.
Маркиз улыбнулся.
– Пожалуй. Я вижу, ты мудр, как змий, сын мой. Рене насупился: уж не смеётся ли над ним отец?
– Вы с Анри как будто собирались сегодня осматривать ферму? – спросил маркиз.
– Да, он, наверно, уже ждёт меня.
– Так, может, ты сам с ним об этом и поговоришь? Когда Рене повернулся, чтобы идти, маркиз окликнул его.
– Рене!
– Что?
– Твой брат хороший человек, очень хороший. Рене с недоумением посмотрел на отца.