Потому что на кухню притопал младший мальчик в гордом одиночестве. И встал на якорь у стола, вперив немигающий взгляд в пряники.
— Обедать скоро, — возмутилась мать. — Не дам!
Мальчик так же молча повернулся и ушел. Неизвестно, о чем он сообщил братьям. Только пока Варна собиралась с мыслями, все ее трое сыновей уже стояли в кухне.
— Мама, — укоризненно обратился к ней старший. — Мы тоже хотим чаю!
Варна хотела продолжить воспитывать сыновей, но, поймав умоляющий взгляд Пантелеймонова, передумала.
— Вот, — сунула она каждому из своих детей по прянику. — Берите, но не вздумайте потом отказываться от супа.
Торжествующая процессия из трех малолетних шантажистов удалилась. А их мать смогла вернуться мыслями к тем событиям, которые интересовали Пантелеймонова и Киру.
— Стены у нас в доме словно из ваты, — пожаловалась она им. — Каждое слово слышно. Так что, когда к Кате приходили по ночам гости, я все слышала. Мы с мужем спим как раз в той комнате, которая примыкает к ее спальне. А я за день со своими обормотами так намаюсь, что подолгу не могу уснуть. Вроде бы от усталости должна мертвецким сном спать, а не могу. Лежу себе и слушаю, что там у Кати происходит. Иной раз и неловко делается, да ничего не поделаешь!
В общем, в ту злополучную ночь чутко спящая Варна проснулась от рыданий. Сначала она подумала, что плачет кто-то из ее детей. Но, прислушавшись, поняла, что плач доносится из-за соседской стены.
Катя плакала долго. Потом она постепенно стала успокаиваться. И Варна решила, что теперь они обе смогут наконец заснуть. Но не успела она погрузиться в сладкую дремоту, как за стеной раздался звонок.
— У вас и звонок соседский слышен? — поразился Пантелеймонов.
— Уж как слышен! — с каким-то даже самодовольством, словно тонкие стены были бог весть каким достоинством, произнесла Варна. — По всему дому звуки разносятся. А тем более у Катьки звонок стоит такой, что мертвого поднимет. В общем, если она его слышала, то и я слышала.
Катя отправилась открывать дверь. А Варна решила, что, пока соседка встречает гостя у дверей да развлекает разговорами в гостиной, она, может быть, еще успеет уснуть, но не тут-то было. Катя оказалась в спальне буквально через минуту. С ней был мужчина.
— Он был страшно зол! Орал так, что я начала думать, не разбудить ли мужа! — воскликнула Варна.
— А почему?
— Он ее ужасно приревновал! Кричал, что если он Катю любит и она его любит, то она должна принадлежать только ему. И он любого, кто посмеет встать между ним и Катей, уничтожит. И саму Катю тоже убьет, если только застанет с другим.
— А раньше вы этого мужчину слышали?
— Раньше — нет, — призналась Варна. — У него был очень характерный голос. И акцент.
— Акцент? — хором воскликнули Кира с Пантелеймоновым.
Петеросян, несмотря на свое образование и долгие годы жизни в Питере, все же не сумел избавиться от легкого армянского акцента. Но он-то был к этому времени мертв. А по словам Варны, акцент у этого ночного гостя был очень сильным. Многие слова он попросту коверкал.
— И такой гортанный голос, — сказала Варна. — Очень грубый и страстный. У меня даже мурашки по коже побежали, когда он на нее набросился.
— У них был секс?
— И какой! — мечтательно протянула Варна. — Если бы вы только их слышали!
Кира с Пантелеймоновым переглянулись. Похоже, несмотря на наличие троих детей, муж Варне достался так себе. Дрыхнуть, когда за стеной буквально в десятке сантиметров двое темпераментных людей занимаются любовью. Это же надо! Бедная Варна! Теперь Кира от всей души простила ей и расстегнувшийся, якобы случайно, халатик, и чашку с сердечками.