Однажды я слышал, как она сказала: - Здесь совершенно нечего делать, - и меня поразило это весьма странное наблюдение, высказанное молодой женой во время медового месяца.
А затем однажды вечером я встретил ее в слезах около музея Гримальди. Я ходил за своими газетами и по укоренившейся привычке обошел вокруг площади Националь с обелиском, воздвигнутым в 1819 г. в честь - замечательный парадокс - лояльности Антиба к монархии и его сопротивления "чужеземным захватчикам", пытавшимся восстановить монархию. Затем по установившемуся порядку я пошел через рынок, старый порт и мимо ресторана Лу-Лу вверх по дороге, ведущей к собору и музею, и там, в серых вечерних сумерках, когда еще не зажглись фонари, я увидел ее плачущей под скалой замка.
Я слишком поздно заметил ее состояние, иначе я бы не сказал: - Добрый вечер, миссис Трэвис. - Она вздрогнула и, обернувшись, уронила носовой платок, а когда я поднял его, я обнаружил, что он мокрый от слез - это было все равно, что держать в руке маленького утонувшего зверька. Я сказал: Сожалею, - имея в виду, что не хотел ее напугать, но она поняла это совершенно иначе: - О, с моей стороны это глупо да и только. Это просто плохое настроение. У всякого может быть плохое настроение, правда?
- А где Питер?
- Он в музее со Стивом и Тони смотрит картины Пикассо. Я их совершенно не понимаю.
- Здесь нечего стыдиться. Их многие не понимают.
- Но Питер их тоже не понимает. Я знаю, что это так. Он только притворяется заинтересованным.
- Да, но...
- Но даже и не в этом дело. Я тоже немножко притворялась, чтобы сделать приятное Стиву. Питер же притворяется, чтобы избавиться от меня.
- Ну, вам все это кажется.
Точно в пять часов зажегся маяк, но было еще слишком светло, и его луч не был виден.
Я сказал: - Музей сейчас закроется.
- Проводите меня в отель.
- А вы не хотели бы подождать Питера?
- У меня смылись все духи, да? - спросила она с несчастным видом.
- Нет, слабый запах "Арпедж" сохранился. Я всегда любил "Арпедж".
- Как ужасно опытно это звучит.
- Вовсе нет. Просто моя первая жена обычно покупала эти духи.
Мы пошли обратно, ветер шумел в наших ушах и давал на будущее оправдание ее покрасневшим глазам.
Она сказала: - Антиб мне кажется таким печальным и серым.
- А я думал, вам здесь нравится.
- О, только день или два.
- А почему бы не вернуться домой?
- Но это будет довольно странно - вернуться раньше времени в медовый месяц.
- Ну поезжайте в Рим или еще куда-нибудь. Из Ниццы вы можете улететь куда угодно.
- Это ничего не изменит, - сказала она. - Дело вовсе не в месте, а во мне.
- Я не понимаю.
- Он несчастлив со мной. Только и всего.
Она остановилась напротив одного из небольших каменных домов у крепостных рвов. Белье висело поперек лежащей под нами улицы, в клетке была видна замерзшая канарейка.
- Вы сами сказали... настроение...
- Это не его вина, - сказала она. - Дело во мне. Может, это покажется вам очень глупым, но я не спала ни с кем до замужества. - Она уставилась с несчастным видом на канарейку.
- А Питер?
- Он очень чувствительный, - сказала она и добавила быстро. - Это хорошее качество. Я не влюбилась бы в него, если бы он не был таким.
- Если бы я был на вашем месте, я увез бы его домой как можно скорее. Я безуспешно старался, чтобы мои слова не прозвучали зловеще, но она едва ли слышала их. Она прислушивалась к голосам, приближающимся к подножию крепости, - к веселому смеху Стивена. - Они симпатичные, - сказала она, - я рада, что он нашел друзей.