Он пристально посмотрел на Моргунова, с понтом решал: сбросить его с лестницы уже или перед этим дать в морду, а потом спросил:
— А ты из какой церкви?
— Причем здесь церковь, товарищ? — строго спросил на всякий случай вспотевший Славка. — Я народный депутат Мышьяков. Проверяю, нет ли каких желаний среди моих избирателей.
Мужик почему-то вытер руки об волосатую грудь, а потом извинился:
— Ну, хоть другой власти дождались. Не церковной… Тут, понимаешь, три раза на день ходят — то баптисты, то евангелисты, а сегодня так вообще чересчур малоразвитые лысые в желтых покрывалах. Так что, товарищ, не обижайся, хотя на одного из них ты чересчур смахиваешь…
— Вы Целкин будете?
— Не, — спокойно ответил мужик. — Я Панкратченко. А Целкин… Это опять сучьи дети… Ейная фамилия Цельник, стебется подрастающее поколение со старухи. Значит, пора этих маленьких сволочей опять поджопниками воспитывать. Ничего святого за душой у бывших пионеров.
— То-то я смотрю, — продемонстрировал мужику свои бумажки Моргунов, — у меня такой фамилии не значится. А Цельник точно есть. Ну так что, дома она или ты меня дальше на площадке держать будешь?
Моргунов за свою жизнь побывал на разных хатах. Но чтобы в одном коридоре насчитать сорок шесть счетчиков — такого он еще не видел.
— Мама Бася, — заорал мужик в пустом стометровом коридоре, и двери мгновенно захлопали с нездешней силой. Коридор моментально заполнил народ. Славке даже показалось, что он находится среди демонстрации за права человека.
— Чего повылазили? — гаркнул Панкратченко. — Засуньтесь взад или забыли — чересчурное любопытство доводит исключительно до кладбища. Верка, я кому сказал? Тебе, сука, давно туда пора!
Мужика, по всему видать, уважали до такой степени, что после его ласковых слов коридор очистился, словно вдоль него палили из гаубиц.
Тем не менее, Панкратченко продолжал пропагандировать в пустоту коридора:
— Верка, сука! Скажи своему выблядку, если не снимет бумажку от звонка, я его вместо нее повешу. Разом с его, как он думает, папочкой, которому на том свете уже два года прогулы пишут!
Мужик доверительно прошептал в ухо Славки:
— Только ты никому не говори, что депутат… А то живым отсюда вряд ли выйдешь. Даже маме Басе.
Панкратченко постучал в одну из дверей, засунул в комнату голову и заорал так, что Славка подпрыгнул на месте:
— Мадам! Тут до вас…
Войдя в комнату, Славка увидел толстую до невозможного старуху, полулежащую на кровати.
— Здравствуйте, товарищ Цельник, — бодро поздоровался Моргунов, — я народный депутат Мышьяков. Праздники скоро, вот мы и решили ко дню Великого Октября сделать подарки ветеранам войны и труда. Не желаете приобрести праздничный набор продуктов с огромной скидкой по такому поводу? Средств, к сожалению, на всех не хватает, самую малость берем.
— А может мне от вашей власти ничего не надо, а? — противным скрипучим голосом ответила старуха. — Вы мне уже столько подарков сделали…
— А как же иначе, товарищ ветеран? — по-своему понял ее Моргунов. — Вы же воевали, страну из руин подымали, кто ж о вас забудет ко дню Победы или Великому Октябрю. Только разве это правильно, когда люди сами ходят за пайками, в очереди давятся? Нет, теперь всё по-другому будет, с доставкой на дом. Так что, товарищ ветеран, вам положен набор, будьте добры… И не иначе. Но если хотите, пусть ваш сын…
— У меня детей нет, — отрезала старуха.
— Как? А этот… Панкратченко. Явно на фамилию папы записан…
Старуха сурово посмотрела на народного избранника и сказала:
— Толька мой сын? Чем иметь такого сына, я бы сделала аборт.