В двух шагах от нашего стола слегка поскрипывал вертел; с каждым новым поворотом баранья голова, насаженная на шомпол, подмигивала Превосходному Джулиусу.
– А как в Бельвиле? – спросил вдруг Лусса.
– Что в Бельвиле?
– Твоя бельвильская братва, что они обо всем этом думают?
***
Хороший вопрос. Что думали об этой свадьбе Хадуш Бен Тайеб, мой друг детства, и Амар, его отец, ресторатор, который потчует племя Малоссенов с незапамятных времен, и Ясмина, наша общая мамаша, и Длинный Мосси, черная тень Хадуша, и Симон-Араб, его рыжая тень, карточные короли арабских кварталов от Бельвиля до Гут-д'Ор, где всегда кишел всякий сброд... Что они думали об этом, как отреагировали на то, что Клара выходит за начальника тюряги?
Ответ: шутят, а что остается.
– Ну, брат Бенжамен, только с тобой такое случается...
– Мамаша смылась с этим легавым Пастором, а Сент-Иверу досталась сестричка!
– Пасынок легавого и шурин тюремщика – ну, Бенжамен, обложили со всех сторон!
– А сам-то на ком женишься?
– Давай-ка взбодрись немного...
И они наполнили мой стакан, друзья из Бельвиля.
Искренние утешители...
И так до того дня, когда Клара сама предоставила мне возможность отыграться. Я собрал их у Амара, сказал, что срочно, и все уже ждали за столом, когда я появился. Хадуш обнял меня и опять за свое: «Ну как, получше, дружище Бенжамен?» (с тех пор как стало известно о свадьбе Клары, Хадуш больше не спрашивал,как идут дела, нолучше ли, ему это казалось забавным, дубине...), а рожа Симона расползлась в широкой улыбке:
– Что ты на этот раз нам преподнесешь, твоя мамаша и Пастор подарили тебе маленького братика?
И Мосси туда же:
– Или ты сам подался в легавые, Бенжамен?
Но и меня так просто не возьмешь, уселся с похоронным видом:
– Нет, парни, все гораздо хуже...
Я глубоко вздохнул и спросил:
– Хадуш, ты присутствовал при рождении Клары, помнишь?
Хадуш первый просек, что дело серьезное.
– Да, я был с тобой, когда она родилась, верно.
– Ты менял ей подгузники и сам пеленал ее...
– Да.
– И потом ты открыл для нее Бельвиль, ты ее родня с улицы, если так можно сказать. В сущности, это благодаря тебе у нее вышли такие замечательные снимки квартала...
– Если ты настаиваешь...
– А ты, Симон, с той поры, когда озабоченные подростки стали бросать на нее сальные взгляды, ты защищал ее, как брат: разве нет?
– Хадуш просил меня за ней присмотреть, но и за Терезой тоже, и за Жереми, и теперь вот за Малышом, они как-никак наша семья, Бен, мы не хотим, чтобы они делали глупости.
Еще бы! Я ответил одной из тех улыбок, которые лучше всяких слов объяснят: намек понят, и медленно повторил, не сводя глаз с Араба:
– Ты сам сказал, Симон: Клара – это как-никак твоя семья...
Затем повернулся к Длинному Мосси:
– А когда Рамон попытался ее закадрить, это ведь ты размазал его по стенке?
– А ты бы что стал делать на моем месте?
Я улыбался во весь рот:
– То же самое, Мо, и это лишь подтверждает, что ты ей так же брат, как и я... или почти.
Здесь я замолчал, накаляя обстановку, затем продолжил:
– Есть проблема, парни.
И еще потомил их на медленном огне.
– Клара хочет, чтобы вы были у нее на свадьбе.
Пауза.
– Все трое.
Пауза.
– Она хочет Мосси и Симона в свидетели.
Пауза.
– Чтобы к алтарю ее вели твой отец и Ясмина, Хадуш, и чтобы Нурдин и Лейла несли кольца.
Пауза.
– Чтобы мы с тобой шли прямо за ними, то естьпрямо за ними.
Тут Хадуш попытался улизнуть:
– Зачем это нам, мусульманам, мешаться в ваши христианские обряды?
Я был наготове.
– Сейчас мы уже можем выбирать религию, Хадуш, но свое племя – пока еще нет. А родня Клары – это вы.
Попались. Хадушу ничего не оставалось, как выбросить белый флаг.
– Ну ладно. В какой церкви? Святого Иосифа на улице Сен-Мор?
И вот тогда, неспешно, со знанием дела, я нанес свой последний удар.
– Нет, Хадуш, она собирается венчаться в тюремной часовне.