Лишь на левой ноге остался белый пуховый носок, полный вшей. Получил эти носки Сергей на фронте. То был подарок-посылка от девушек какого-то уральского мясокомбината. Лежала тогда в носке и записка: "Желаю тебе, дорогой боец, до самых дырок износить эти носки. С любовью - Тося".
До слез смеялись тогда над этим Тосиным пожеланием. И, бережно надевая носки, Сергей урезонивал ржущих: "Вы вникните, черти, в смысл этих слов! Девушка с любовью желает, чтобы не убили меня... Ну-ка попробуй износить такие носки! К тому времени последний из фрицев в ящик сыграет..."
Ничего не стоило потом обитателям барака сбросить голый полутруп с нар и занять его вшивое место. В один миг Сергей оказался на полу, раскинув длинные ноги-циркуль поверх вповалку лежащих там людей. Где же ему место, как не под нижними нарами, куда скатываются испражнения! И Сергея затискали-затолкали под нары, благо парень не издает ни звука...
Да, крепок был костлявый лейтенант! Слишком мало уж было крови в его жилах, устала смерть корежить гибкое тело спортсмена, и выполз Сергей из-под нар через двое суток, волоча правую отнявшуюся ногу.
- Слезь... с моего... места, - прошептал он занявшему его "жилплощадь".
На хрип этого привидения удивленно уставилась стриженая дынеобразная голова.
- Ты што, из четвертого появился?
- Слазь...
- Откуда этот хлюст взялся?
- Место, слышь, требует...
- В чем дело? В чем дело, почему голый, а? Сергей медленно повернул голову по направлению голоса со звучащей в нем ноткой власти. В дверях барака стоял в белом халате низкорослый и крупноголовый детина.
- Где твоя гимнастерка, а? - протискиваясь к Сергею, спрашивал он.
По петлицам Сергей догадался, что это доктор. "Неужели тут есть доктора?" - мелькнула мысль.
- Я болен... видимо, тиф.
- Вижу, что ты болен. Но голый, голый ты почему?
- Раздели полицейские... обмундирование комсоставское... трудно не взять...
- Вы командир?
- Лейтенант... Помогите же, доктор... я потерял силы... Это вот мое место... сбросили, лежал там...
- Идите за мной.
В третьем же бараке, в небольшой загородке, лежало около двадцати командиров, больных тифом. Там и поместился Сергей на вторых нарах в самом тесном и темном углу. Пустотой и легкостью была наполнена затуманенная голова, не было в теле ни позыва, ни недуга.
Перед вечерними сумерками пришел доктор.
- Как живем, лейтенант? - спросил он, взобравшись к Сергею. - Правая нога? Гм... явление частое после тифа, да. Не чувствует? Ампутировать... как-нибудь, да!
- Резать не дам! - упрямо выговорил Сергей. - Я еще буду драться!..
- Дерутся здоровые, лейтенант... конечно, и в моральном смысле, да! Но... одну минуту! - Доктор, легко спрыгнув с нар, вышел из барака. Вернулся он с объемистым пузырьком беловатой жидкости и котелком в руках. Растирать. Очень часто. Можно носком. Посмотрим, да. Спирт отечественный, у меня последний... И вот - баланда, ешьте. Я зайду. Поговорим, да!..
Аспидного цвета налет покрыл кончики пальцев ноги Сергея. Не чувствовала нога ни щипков, ни укола булавки.
"Я не нужен себе калекой, нет", - думал Сергей и всю ночь через небольшие промежутки изо всех сил растирал спиртом ногу. Тот бил в нос, колесом крутил слабую голову. На второй день в пальцах появилась тупая, ноющая боль. Она все усиливалась, по мере растирания ноги спиртом.
- Отлично! Будет толк. Боль - не что иное, как представление о боли, да! - отчеканил доктор. - Но кусайте себе губы. Терпите. Нога останется...
И Сергей терпел. Превозмогая боль, он яростно комкал носок, растирая ногу.
Доктор заходил часто, засиживался у Сергея, расспрашивал его об учебе, жизни, фронте. Когда уж, казалось, обо всем поговорили, каждый, однако, сознавал, что о самом главном-то и умолчено, к чему и вели все беседы.