Отягощенные пищей, мы вышли в нью-йоркскую ночь, и Кирилл проводил меня до отеля.
-- Кирилл, -- сказал я шутливо, -- Раймон хорош, но ты мне нравишься больше, ты высокий, крупный, опять-таки молодой. Если бы ты еще имел немного денег, мы были бы прекрасная пара.
-- К сожалению, Эдичка, меня пока не тянет к мужчинам -- может быть, когда-нибудь, -- сказал он.
На электронных часах на башне АйБиЭм было два часа ночи.
Назавтра я позвонил ему, и мы встретились у него в офисе. Перебравшись через баррикаду холеных и обезжиренных секретарш, я, наконец, попал в то, конечно, холодное и светлое и просторное, по величине больше, чем холл нашего отеля, помещение, где он делал свой бизнес, вершил свои дела. Он выглядел барином -- серый в полоску костюм, галстук с искрой, мы незамедлительно отправились в ближайший же ресторан, находился он на Мэдисон, недалеко от моего отеля.
В ресторане было полным-полно седых и очень приличных дам, были и мужчины, но меньше. Относительно дам я подумал, что каждая из них, очевидно, отправила на тот свет минимум двух мужей. Мы сели рядышком, для меня Раймон заказал салат из авокадо и креветок.
-- Я этого блюда есть не могу, -- сказал он, -- толстеешь от этого, а тебе можно, ты мальчик.
Мальчик подумал про себя, что да, конечно, он мальчик, но если бы продолбить в голове дыру, вынуть ту часть мозга, которая заведует памятью, -промыть и прочистить как следует, было бы роскошно. Вот тогда мальчик.
-- Что мы будем пить? -- осведомился Раймон.
-- Если можно -- водку, -- скромно сказал я и поправил свой черный платок на шее.
Он заказал водку и мне и себе, но они подают ее со льдом, и это не совсем та оказалась водка, которую я ожидал.
Мы ели и беседовали. Салат был изящного тонкого вкуса, блюдо для гурманов, я опять ел с вилкой и ножом -- я ем очень ловко, как европеец, и горжусь этим.
Со стороны у нас, конечно же, был вид двух педерастов, хотя он вел себя очень солидно, разве что поглаживал мою руку. Некоторых старых дам мы явно шокировали, и мы на нашем диванчике чувствовали себя как на сцене, сидя под перекрестным огнем взглядов. Как поэту, мне было приятно шокировать продубленных жизнью леди. Я люблю внимание любого сорта. Я чувствовал себя в своей тарелке.
Раймон стал рассказывать мне про гибель своего пятнадцатилетнего сына. Мальчик разбился насмерть на мотоцикле, за несколько дней до того купленном втайне от отца. -- Он у меня учился в Бостоне, и я не мог проконтролировать эту покупку, -- со вздохом сказал Раймон. -- После его смерти я поехал в Бостон и пришел там к человеку, который продал ему мотоцикл. Он был черный, и он сказал мне: "Сэр, я очень сочувствую вашему горю. Если бы я знал, что все так будет, я бы никогда не продал мальчику мотоцикл, я бы потребовал у него разрешения от отца". "Очень хороший человек этот черный", -- сказал Раймон.
Стараясь отвлечь его от грустных воспоминаний, я спросил о его бывшей жене. Он оживился, -- видимо, это была интересная для него тема.
-- Женщины куда грубее мужчин, хотя обычно принято считать обратное. Они жадны, эгоистичны и отвратительны. Я так давно не имел с ними дела, а тут недавно приехал в Вашингтон и после многолетнего перерыва случайно выебал какую-то женщину. О, знаешь, она показалась мне грязной, хотя это была очень красивая, женственная 35-летняя чистоплотная баба. В самой их физиологии, в их менструациях заложена какая-то грязь. Кирилл сказал мне, что ты очень любил свою жену и что она очень красивая женщина. Сейчас ты еще переживаешь, конечно, но ты не представляешь, как тебе повезло, что ты избавился от нее, ты поймешь это позднее. Любовь мужчины куда прочнее, и часто пара проходит вместе через всю жизнь. -- Тут он вздохнул и отхлебнул водки. Ненадолго задумался.