Дорога пролегала посредине площади и разрезала ее на две равные части. На одной рос молодой сад, года три назад посаженный комсомольцами вокруг памятника товарищу Дееву, на другой, за кирпичной оградой, словно вросшей в землю, среди могучих раскидистых дубов ютилась старинная, давно уже пустующая деревянная церковь. Неподалеку от ворот с наружной стороны ограды стоял небольшой каменный домишко, по виду такой же древний, как и церковь.
Едва наши спутники миновали этот дом, как на его крылечке появился седобородый старик в поношенном овчинном тулупе, лисьей шапке-ушанке и серых валенках с галошами.
- Эй, погодите! - закричал он хрипловатым голосом.
Но ни Сергей, ни Николай Михайлович не слышали и, не оборачиваясь, продолжали свой путь. Тогда старик вложил в рот два пальца и пронзительно свистнул. Теперь его заметили. Он стал махать руками и заспешил по дороге.
- Это кто, пап?
- Не знаю, - всматриваясь в незнакомца, ответил отец.
А старик уже подходил к ним.
Присевший у ног Сергея Шарик вдруг заволновался. Затем взвизгнул, бросился к старику и запрыгал вокруг него.
- Узнал, Рыжик, - просипел тот. - Эх ты, бродяга. Я уж думал, что тебя и на свете нет. - И, обращаясь к Николаю Михайловичу, сказал: - Это моя собака. Вы где ее взяли?
- А там, где вы ее привязали, можно сказать, на смерть обрекли, ответил Николай Михайлович.
- Каюсь, - загнусавил старик, - было такое. Я, понимаешь, пошел к одним людям в гости да и заночевал там. И Рыжик со мною. На ночь его в сарайчике закрыли. Там у них и куры живут. Утром кинулись - три курицы загрызены. Ну и переполох, конечно. Стали судить да рядить. Кто мог? Конечно, он. Больше некому. Я и взъярился. Ну, разве это собака, если от нее урон? Кому она такая нужна? Вгорячах стал учить его, а он мне в ногу вцепился. Я, значит, взял веревку и того... Отвел.
- Не веревку, - поправил Николай Михайлович, - а провод.
- Чтоб не перегрыз. Только все оказалось напрасно. На другое утро прибежала та женщина, где я гостил, и сообщила: опять у нее обнаружились задушенные куры. Стали присматриваться - лаз нашли. Оказывается, хорь повадился. А Рыжик совсем тут ни при чем. Поняли? Я кинулся искать его, да где там - никаких следов.
Пока старик рассказывал, Шарик отошел от него и лег у ног Сергея.
- Так что, граждане, собачку я убедительно прошу вернуть. По принадлежности. Рыжик! Рыжик!
Шарик завозился на месте, но к старику не пошел.
- Лучше не зовите, собаку я не отдам, - решительно заявил Николай Михайлович. - А если по правде сказать, то за такую варварскую жестокость надо бы вам совсем запретить держать животных. А еще старый человек. Разве можно так издеваться над живым существом?.. И как только совесть позволила!
- Да я уж и сам... Понимаю, малость погорячился. - Зная, что неправ, старик, видимо, не хотел заводить ссору и решил закончить дело мирным путем. - А песика-то я все-таки заберу. Есть советские законы насчет собственности. И тут уж никуда не денешься.
- Да он сам к вам не хочет идти.
- Собака - она тварь бессловесная, какой с нее спрос. Пойдет, только бы позвал. А пес мне вот как нужен. Я при этом саде имени товарища Деева сторожем состою. Сами понимаете, разный народ есть. Словом, что ни говори, с собачкой веселее.
- Давайте так решим, - прервал его Николай Михайлович, - за вами пойдет - берите, останется с нами - наша.
Старик заколебался.
- Или боитесь? - поддразнил Николай Михайлович. - Собака, конечно, тварь бессловесная, это вы верно сказали, но она тоже кое-что понимает. Ну как, согласны?
- Давайте, - согласился старик, задетый за живое. - Только чтоб ничем не подманивать. Разойдемся каждый в свою сторону и будем звать. Вот так.
- А веревку вы спрячьте, - предупредил Николай Михайлович, заметив выскользнувший из рукава тулупа старика конец веревки. - Пошли, Сережа.