Главный городской роддом в самом деле оказался безнадёжной тюрьмой для непослушных рожениц. Он был невысоким, но многокорпусным и таким запутанным, таким популярным, что места в палате для Марго не оказалось. После ухода мужа, строго запретившего даже продумывать экстремальные побеги, сердобольная опека врачей закончилась. Скупо указали на кушетку в суматошном длинном коридоре роддома и, не собираясь объяснять странные условия своего хвалёного сохранения, разбежались. Когда-то боевая и громогласная Ритка и без того размякла дома на последнем месяце. А сейчас, ощутив себя брошенным обманутым ребёнком, потерянно присела на жуткую койку и приготовилась реветь. Первая реакция на типичную и неизбежную жестокость врачей. Для чего только было сладко петь и агитировать лечь на последние неделю под досмотр?
Отгадка осенила и ошпарила своей дикостью. Через минут пять в густо населённый роддом, отделение особого сохранение, в тюремном автозаке привезли подследственную и положили прямо напротив Марго через проход. Ей вот-вот должны были вынести приговор по обвинению в убийстве, потому к вовремя залетевшей мамаше рука к руке была приставлена не менее суровая тюремная охранница с ПМ в кобуре. Обе мрачные крепкие женщины напряжённо молчали, изредка зыркая исподлобья на разрумянившуюся от волнения и гнева Риту, едва выдерживая пристёгнутое общество друг друга. Вот тебе и сохранение, ответственность за будущую жизнь, государственная любовь в извращенной форме!
«Это же, кому так нужно, чтобы мой первенец не родился живой?» подумалось потрясённой Маргарите. Кто придумал этот спектакль с назойливой госпитализацией в казематы с настоящим зверьём, что этой же ночью ситуацией обязательно воспользуется и будет сразу несколько смертей.
Так всё, решила отважная Марго, нужно во что бы то ни стало опередить зечку с идеей побега, который зараза, по волчьим глазам видно, вынашивает вместо ребёнка.
И Марго, набив полные карманы просторного халата важными вещицами из оставленного на кровати пакета, отправилась на осторожное и будто бы отвлечённое обследование всего роддома на предмет открытого чёрного хода. Чтобы тупо сбежать домой, унести ноги и дитё под сердцем, пока жива. На проходной суровый, как цербер, охранник вот так, в халате и тапках, даже в ларёк не выпустил. Медсёстры и врачи в ординаторской претензии по поводу палаты и уголовщины слушать не стали, отмахнулись и разбежались по родильным залам. Город, словно весь разом разродился, как только одной спасаться приспичило. Больница гостовская, отделение бесплатное, Биарриц никто не заказывал и не оплачивал. Закрой рот и иди в свой коридор спать под нескончаемые крики и немые молитвы Пресвятой Богородице.
Но эта девочка, уже вынашивавшая свою крошечную девочку, умела выживать вопреки и отстаивать свои требования. Пошла лисой по коридору с бегающим взад-вперёд медперсоналом. Долго гуляя с четвёртого по цокольный этаж, Марго с радостью обнаружила тайный ход. И дверь на улицу была не заперта. Ура! Теперь обувь и дублёнка всё это забрал Вадик, сговорившись с двуличными врачами, поскольку капризная жена отказывалась оставаться в чуждых условиях до самых родов. Ещё началось давлении на работе с угрозами крупно оштрафовать, испортить личное дело, из роддома не выпускать. Нужно было уже тогда догадаться, что так патологически за мирские дела берутся лишь специалисты, которые привели свою подследственную в кандалах, как средство катализатора родов. Или ещё чего хуже. Словом, верить и медлить было нельзя.
Отношение к свободной порядочной роженице, будто по команде, действительно переменилось на лагерное. Маргарите стали приказывать, покрикивать, чтобы не мешалась на пути по лестнице или по коридорам. Все, как одна, медсёстры отказались занять две копейки для звонка мужу с больничного таксофона, что был обнаружен в холле роддома. Мобильных, как на зло, тогда и в помине не было. И кошелёк Вадик унёс вместе с сумкой, в которой всё время эти несчастные копейки болтались.
Огорчёнными глазами она посмотрела на сторожа, отойдя от недоступного телефона и подлец, не боясь суеверно отказать беременной в лицо, сказал, что ни копейки нет. Позорище сплошное. Ни минуты невозможно было в таком логове оставаться.
Досада и презрения вызвали почти спортивную злость и она, обвиняя в своих мыслях всех, ни секунды не колеблясь, поднялась обратно на свой этаж. Уголовница фальшиво посапывала, конвоир бдила рядом на стуле. И Марго прошла неспешно мимо них, улучив уже знакомый момент, когда врачиха ординаторской после тревожного звонка торопилась в какой-нибудь родзал. Шмыгнула в большой, но опустевший на пару минут кабинет с драгоценностью бесплатным телефоном. Шесть рывков по диску трясущимися пальчиками и встревоженный голос молодого мужа.