Иногда и побольше. задумавшись на мгновение, подметила я. И Кира красноречиво промолчала, перехватив мой взгляд, будто зная обо мне гораздо больше.
Та-а-к! Утро доброе, пациенты! нараспев поприветствовала нас неожиданно вошедшая врач-физиолог. Девушка в сиреневом докторском халате сразу глянула на меня в дальнем углу палаты у окна, К нам тут «женщина-кошка» поступила, которая после падения с безумной высоты не разбилась? Милентьева? Девушка, вы?
Ага. кивнула я, поняв по бодрому голосу молодой докторицы, что осмотры с оттенком цветного шоу сегодня продолжатся.
Хорошо. Значит, ручки, коленки показываем, ротик открываем, деловито взялась за меня физиолог, но быстро поняла, что делать ей здесь нечего, Чудеса в решетях! Даже пальцы и ступни не сбиты, рефлексы работают, цвет языка и кожи нормальный. Эти царапинки и синяки быстро заживут, как на кошке, мазью гепариновой помажьте. Больше не падайте, выздоравливайте!
На этих словах молодая врачиха жизнерадостно отчалила из палаты с чудом и жуткими бабушками и на её место пришёл столь же молодой доктор Контия, Гамлет Шотаевич. Я скептично охарактеризовала его, как интерна, вроде Глеба Романенко, шёпотом сплетничая с Кирой, но была довольна его поверхностностью. Разукрашенные гематомами старушки, как брошенные дети, потянулись к нему за помощью с вопросами о капельнице и лекарствах, которыми их вторую неделю на отделении никто особо не балует. Ловко отмахнувшись от надоедливой старости, жгучий брюнет поспешил в молодую часть палаты к новенькой. Надо же было принять и справиться о состоянии. Ничего личного. Быстро глянув на меня, словно ошпарившись, краем уха Гамлет выслушал неправдоподобную преамбулу, велел посетить окулиста этажом ниже и скрылся с глаз решать вечный для русских врачей вопрос: «быть или не быть». В итоге, принц датский предпочёл второе сразу для всех
Бабульки только руками вслед махнули, разочарованно качая головами и солидарно друг другу поддакивая. До последнего мне было непонятно, как они сдружились, если одна из них была глубоко глухая. Однако часами толковали сидя на одной кровати, читая по губам, и перемалывая всю свою жизнь, которую Кира могла с приколами процитировать наизусть.
Вот ведь, Кирочка, и на платном отделении так было, и на бесплатном! Что за жизнь у нас такая проклятая?! негодовала глухая старушка, похожая на мультяшную сову с синяками, словно нарисованными вокруг серых глаз махаонами.
Не говорите, Нин Васильевна, напрасно повышая голос, чуть саркастично поддержала Кира, Сталина на них нет.
В кабинете у окулиста, заполошной артистичной дамы в летах и роговых очках почему-то царил тёплый-ламповый полумрак. Тем не менее все разнокалиберные буквы, начинающиеся на неприличные теперь «Ш и Б» я различила, успешно повела глазами за её пальцами и легко скосила их. Вчерашний шоковый эффект перекошенного черепа и зрительного нерва бесследно рассеялся. Я видела, как и прежде хорошо. Пока брела в поисках нужного кабинета по длинному отделению нейрохирургии, состоявшему из двух частей соединённых коридором с кабинетом заведующего, подметила его оригинальное имя на табличке «Филипп Филиппович Алексеев» и вереницу ещё более ужасных людей с покалеченными головами, будто с фронта. Один из страдальцев, самый страшный, буро-багровое вздутое лицо которого, словно в маслобойню попало, надел на себя идеально гармонирующую футболку с принтом монстра-вервольфа и, как кукушка из часов, выныривал из своей палаты всякий раз, когда я проходила. Я всё больше поражалась своей непривычной безразличности хоть убей, не пугалась и не чувствовала себя в квесте с кошмарами.
Вот это да! Фантастика! аккуратно держа в профессиональных руках моё лицо и оттягивая вниз нижнее веко, восхитилась глазная докторица с блестящим диском на лбу, Зрение на месте! И глазки на месте! Не выбило!
Чем?! немного оторопела я, отвлёкшись от своих мыслей.
Так ветками или камнями. Терапевт тут всех нас шокировал вашей историей про девятый этаж и спасительные кустарники. Обалдеть! Всё на месте! В рубашке, у Христа за пазухой родилась
Нет, в прошлом году я на ровном месте разбилась так что Это мама, мой ангел Ладно, спасибо, если всё, я пойду.
А, да, конечно. Отдыхайте, поправляйтесь!
Я медленно пошла обратно на наше извилистое отделение, задерживаясь у окон с тягучими мрачными мыслями. Надо же, они поснимали с десятков окон всего пятого этажа рычаги, чтобы невозможно было их открыть нараспашку! Будто бы уже кто-то безнадёжный в расстроенных чувствах здесь выбрасывался. Возникло сомнение и прежнее чувство незримого патронажа. Запоздало как-то. Я не хотела к бабкам в палату, никаких праздных разговоров. Всё стояла у окна и неотрывно смотрела на вертолётную площадку на заднем дворе большой районной больницы в нашей второй части нейрохирургии. Только вертолёта не было. Солнце, но окно наглухо закрыто. Стою живая, но абсолютно мертва в душе теперь