04.05.2017 г.
Куда пропал траншей-майор?
Субботним июльским ранним утром в родовое поместье дворян Львовых, деревню Толстовку, бодро рысящая тройка гнедых внесла бричку, из которой сразу же раздался повелительный окрик:
Тиш-ше, ты, черт тебя дери! Героев везешь, а не мешки с хламом! и на довольно-таки пыльную дорогу спрыгнул, неловко припав на правую ногу, гусарский ротмистр в ментике Изюмского полка.
Да как же, ваше сиятельство, свесил тут же голову с козел рябой возница самого пройдошестого вида, как же можно растрясти-то, ежели мне сами пять рублев сверху положили!
Хм, удивленно потянул тут же усами ротмистр, пять рублей? Отчего же, братец, пять рублей? Почему не шесть, или весь червонный?
Ну, это как ваше сиятельство положит! развел руками в сторону возница и почесал себя кнутом по спине. Могу и полсотни запросить за такой большой прогон, а только вы же первый меня порубать саблей своей изволите, как давеча грозились!
Это ты точно! тут же расхохотался в густые усы ротмистр и махнул рукой не пять, а все шесть рублей сверху дам! Знай наших, черт рябой! После чего развернувшись, ротмистр направился прямо к хозяйскому флигелю, представлявшему из себя довольно старый уже двухэтажный каменный дом с претензиями на античность в виде четырех облупившихся колонн с фронтоном и фамильным гербом. Из флигеля навстречу двигался пожилой старик в старомодном сюртуке бригадира времен еще, дай бог, молодости Потемкина и покорения Тавриды. Старик был хоть и порядком стар и лыс, но держался прямо, хотя временами и опирался на трость с серебряным набалдашником в виде орлиной головы.
А что, батя, весьма фамильярно обратился ротмистр к старику, до самих Львовых добраться изволил или нет еще?
Я тебе не батя, щенок! тут же вспылил старик и, яростно блеснув глазами, ткнул тростью в сторону ворот усадьбы Прочь! Пошел прочь, шут гороховый! Вести себя научись, сопляк, со старшими, прежде чем визиты наносить.
Экий ты, батя, не сговорчивый! ухмыльнулся, довольно фыркнув в усы, ротмистр при этом, не забыв поинтересоваться, И героев войны даже вином не угостишь?
Геро-ои! едко протянул, сплюнув прямо под ноги гусару старик. Сдали на разгром Москву и ходят теперь грудь колесом. Ладно, хоть самому Наполеону сопли-то в Париже утерли, а то бы и на порог бы усадьбы не пустил. Позвал бы слуг, да так вжарили бы вам по спине с мушкетов, чтоб знали, как столицы свои сдавать.
Ну и боевой же ты старикан! упер руки в бока ротмистр и кивком головы указал вглубь брички. Ясно в кого сын пошел. Не зря он о вас так отзывался.
Старик, еще не веря, осторожно приблизился к открытой двери возка. На подушках разметавшись, лежал весь в поту в пропрелой льняной рубашке совсем еще молодой юноша с едва наметившимися усиками на бледном изможденном лице, на котором воспаленно горели блеклые светло-серые глаза.
Навоевался осел прямо в пыль старик и зарыдал.
Вечером, сидя у полыхающего камина в гостиной, ротмистр рассказал, как сын бригадира стал инвалидом. Старик, в самом деле, имел полное право гордиться своим отпрыском, но мысли его были заняты совсем другим.
Молодой Львов, имевший за плечами лишь домашнее обучение и кое-какие навыки рукопашного боя, позаимствованные от своего дядьки, отставного штык-юнкера Семеновского полка, в семнадцать лет решил поступить на действительную службу. Возможно это произошло бы попозже, но родной отец Мишки, а именно так звали нашего героя, бригадир Сергей Иванович, дядькой был очень неуживчивым со скверным и очень вспыльчивым характером, за который его, к слову сказать, сам Суворов пожаловал орденом Св. Анны и спровадил из армии куда подальше. Доводилось молодому отпрыску рода Львовых получать от батеньки синяки таких размеров, что в один прекрасный момент тот не выдержал и бросился из дома родного, куда глаза глядят. Глядели глаза, кажется, правильно, и угодил он вскоре в Сумской гусарский полк, куда его приняли эстандарт-юнкером сразу же по прибытии. Старый Львов хоть и поколачивал младшего, но о будущем своего отпрыска порадел еще заранее, а потому Мишка даже не знал, что к моменту его зачисления в полк он уже лет как десять состоял на действительной военной службе в лейб-гвардии Измайловском пехотном полку. Старые связи бригадира Львова позволили не только определить сына в гвардию, когда тот еще под себя ходил, да сиську сосал, но и дали ему выслужиться аж до капрала лейб-гвардии. Глядишь, через год-другой в гусарском полку стало бы на одного офицера больше, да грянула Отечественная война. И Львов-младший с разъездом в семь сабель под Молево-Болото получил свой первый боевой опыт, напав на такой же разъезд польских улан, которых гусары порубили в капусту, а их корнета взяли в плен. Начальство даже не успело как-то оценить заслуги Львова в том бою, как спустя несколько дней под Островно, он возглавил уже целый эскадрон, после смерти своего командира, с которым он и опрокинет сразу два эскадрона французских гусар, за что его прямо на поле боя произведут в корнеты. Потом Смоленск и Бородино. В Бородинской бойне, уцелеть было трудно, тем более, что вновь возглавив осиротевший эскадрон, он, сломя голову бросился на целый кирасирский Сен-Жерменский полк. Подоспевшие товарищи из соседних эскадронов поддержали его, а потому из пламени боя вынесли изрядно порубленного, но все же живого корнета Львова, который мог теперь до конца жизни утверждать, что это он, и никто иной разгромил кирасирский полк силами одного эскадрона. Такое дело не могло пройти мимо ушей начальства и геройского гусара наградили Золотой саблей «За храбрость» и произвели в поручики. Потом два месяца госпиталя и назначение в партизанский отряд, с которым он прошел в боях до Борисова, где его на переправе догонит шальная пуля, но и он наделает дел не мало, в том числе возьмет в плен бригадного генерала и две сотни французских гренадер. За это сам главнокомандующий северной армией генерал Витгенштейн снял с себя орден Анны с алмазами и повесил ему на грудь.