Дом стал пустым и не давал решиться. Словно не простил он, будто, уйдя она уже не гость.
Когда решилась войти, в прихожей сразу ощутила пустоту и чуть не задохнулась. Дверь на кухню тоже открыта, и горы разбитой посуды примкнули к глазам. Обострение всех прежних переживаний не заставило себя ждать.
Взглянула на осколки ни одного крупного. Посуда была разбита вдребезги, на маленькие, словно кем-то отобранные кусочки. «Что же это такое?», не успела подумать она, как ноги спешно засеменили вверх по лестнице.
И здесь дверь оказалась открытой. День открытых дверей, но внутри ничего, в каждой комнате пусто.
Первым бросилось в глаза передвинутое кресло. На кресле лежала чья-то душа, похожая на спираль. Ничего ей не напомнила своим полу бесконечным образом и плёнкой, что накрыла её свет, но что-то ёкнуло в груди, когда в неё глядела.
Не замечено, прошла мимо. Она даже не сумела предположить, что это может быть.
Что-то защебетало в животе, когда застала свою душу на кровати. Было приятно. В ней ничего не изменилось визуально, но душа уже молчала, боясь с ней чем-нибудь делиться. Взяла её на руки почти бережно, но держала на расстоянии от своего лица, как достояние, как величайший экспонат. Желала больше в ней увидеть, но куда ещё больше?!
Ждала художника. Надеялась, что он, просто, вышел куда-то и забыл за собой закрыть дверь, сейчас вернётся, и она всё ему расскажет, убережёт его дорогу от грехов.
Так увлеклась своей душой, что не заметила, как кто-то вошёл в дом, заглянул на кухню, постоял, подумал, услышал скрип на чердаке, поднялся на чердак и в эту секунду стоит сзади и смотрит, то на её спину, то на её душу. В руках пришедшего дрожь, в пальцах гостя пистолет, желающий стрелять.
Леро услышала дыхание, резко обернулась и закричала от неожиданности, когда их взгляды пересеклись. Перед ней стояла женщина в белой маске. Казалось, что маска была сделана из кости от неё исходило благородство, но оно наводила жуть.
Хоть маска белая, но чёрный плащ до пят темнее ночи. Было видно лишь глаза и губы, а по ним то сразу ясно, кто женщина, а кто мужчина.
Пистолет направлен в лицо, а в глазах желание убить. Желание было таким, что не только одной пуле будет дано закончить её путь, а всем, что поместились в магазине. Всё это чувствовалось без слов.
Женщина в маске без притворства улыбнулась, бросив взгляд на душу, что была сжата в дрожащих пальцах Леро. «Словно просит убить её душу», пришли ей холодные мысли, и глубокие глаза о чём-то вспомнили, о ком-то задумались.
Руки схватили полотно, что лежало на кресле, а ноги побежали прочь, оставив Леро одну, застывшую, не понимающую, что только что произошло
***
Своё искусство, как науку, он не изучал, не знает многих терминов. И сейчас, роясь в терминологии, не мог подобрать нужного слова, чтобы описать увиденное. Искусство это огромный труд, бичевание мозга, когда творишь до тех пор, пока разум не сплавился, иссякнув на нет. Потом спишь, просыпаешься и снова творишь. Вот и весь режим, и не было в нём шанса на науку.
И новые лица не надо встречать, и изучать новые жесты, учить незнакомый язык, стараться быть для всех примером это всё было отброшено. «Добраться до вулкана без пиара?», спрашивал себя и отвечал, «Почему бы и нет. Зачем он нужен, если ты один в своём искусстве и соревноваться с тобой никто не осмелится?!». Цель для кого-то и сложна, но слишком много в ней прелестей. Творишь, и никто тебя не знает, никто не запоминает твоё лицо! Не жизнь, а сказка!».
За фантазией скрывается другая сторона жизни, в ней ждут другие измерения, иные показатели.
Много там всего, понимаешь?
Понимаю
Первое чудо света на что-то вдохновило, деревья выглядели особенно.
Диаметром голые стволы деревьев в семь человек на каждое, и ширина их неизменна до небес. Но, что ему до ширины, если одно удовольствие смотреть, как два великих дерева сплетали друг друга, желая обняться каждым миллиметром, хоть и не получалось у них друг до друга дотронуться. Одно и то же расстояние от неба до земли, между ними сантиметры, и они мешали полноценности их тяги друг к другу.
Листва украшала лишь макушки, словно что-то спрятала в себе. Что-то было в этих деревьях, немного близкое художнику, но в то же время, очень далёкое. Объяснить себе не мог, что сейчас испытывал. Не такой уж он и мастер объяснений.
Деревья пробуждали в нём забытые фрагменты жизни и забытых людей. Да, каждого из нас легко забыть и за всю жизнь ни разу не вспомнить. Раз способен не вспоминать годами, значит, способен забыть навсегда. Каждый день помнить человека опасно. Врачи сочтут это болезнью.