Юркие дети сновали где-то внизу между ног, продираясь, как их взрослые мамы, папы и бабушки вперёд.
Женщины с отдела перевозок выкрикивали:
Женщины с детьми! Больные! Инвалиды! По телеграмме! Служебные!
Они эти женщины ничего сделать не могли с неуправляемой толпой, а просто старались набрать нужное количество человек, соблюдая определённые правила.
Откуда-то сзади раздавались ответные крики, что таковые имеются, но дальше дело не двигалось. Передний заслон ни за что не хотел пропускать кого-нибудь впереди себя, понимая, что места может не достаться. Люди с других рейсов большой губернии старались держаться дальше от этой разъярённой толпы, хотя посадку иногда объявляли на несколько рейсов. Но на огромный ИЛ-18, следующий в Москву или Ленинград, никогда такой пробки не создавалось.
Иногда где-то в зале раздавался громкий возглас:
Это Тайбола пошла на посадку!
Все другие пассажиры понимали, что пока не наберут нужные двенадцать человек на рейс в Тайболу, к накопителю лучше не подходить.
Набирали обычно не двенадцать, а тринадцать человек. Дежурные по посадке, понимая всю нелепость ситуации, брали с собой на перрон запасного пассажира
а вдруг экипаж согласится взять! Экипажи отказывали редко. Садился тринадцатый, не считая пары служебных «зайцев», просочившихся из ниоткуда в самолёт.
«Зайцы» в форме делали вид, что они из экипажа, а прочие просто прятались где-нибудь в укромном месте, вылезая после закрытия входной двери. Иногда они садились на сиденья экипажа, освобождая их в последний момент. В тесном салоне самолёта никогда никто не жаловался на неудобства, считая за счастье, что он тут сидит и через полтора часа прилетит туда, куда нужно, где-то в глубине души понимая, что он сел, а большая часть людей осталась ожидать другого рейса, который то ли будет, то ли перенесётся на следующий день.
Через многие годы, когда полетели большие самолёты, и мест всем хватало, Тайбола всё равно шла в накопитель по своим законам, беря его штурмом.
Брызгалов летал слишком часто. Он никогда не отказывался от командировки, когда этого требовали обстоятельства. Чаще всего ему приходилось выполнять роль снабженца. Неповоротливый механизм снабжения не успевал вовремя поставлять нужные детали и агрегаты, поэтому посылали инженера, чтобы ускорить этот процесс. Кладовщицы материальных складов хорошо знали примелькавшегося инженера, считая его снабженцем, и наперебой предлагали свой залежавшийся товар. Они, в отличие от начальства, ничего старались не придерживать и не скрывать, а, наоборот, избавлялись, как они считали, от лишнего «хлама». Поэтому Брызгалов не шёл к начальству, а шёл сначала на склады выяснить наличие нужных ему деталей и агрегатов, а уж потом, имея запас знаний о наличии всего необходимого, шёл всё это выписывать и доказывать начальникам, что необходимый товар на складе имеется.
Его и посылали из-за того, что он никогда пустой не возвращался. Имелась только одна проблема: сесть на рейсовый самолёт. Но и тут его примелькавшуюся фигуру дежурные по посадке запомнили, и он почти всегда попадал в число двенадцати пассажиров, а когда не попадал просачивался, как другие «зайцы», прямо к самолёту.
В этот раз задача ему выпала более сложная: выделен самолёт, который должен привезти только служебный груз. Простаивали не только неисправные самолёты, но и строители, которых зачастую держала «мелочь» и, которую среди болот и тайги взять негде.
Виктор велел экипажу его ждать, а сам устремился на знакомые склады. Залежавшегося товара скопилось много, поэтому ему любезно предоставили бортовую машину и грузчиков. Машину загрузили полностью. При перекладывании ящиков и коробок в самолёт Виктор подсчитывал приблизительно вес. Даже по приблизительным подсчётам вес превышал предельную норму. Экипаж полностью доверился ему и не вмешивался.
Виктор ещё раз всё пересчитал, а затем в категоричной форме приказал грузчикам ящик стекла весом более ста килограмм выгрузить обратно в машину. Мужики начали возмущаться, но Брызгалов оказался непреклонен. Ящик выгрузили и увезли обратно на склад.
При разбеге самолёт долго не хотел отрываться от взлётной полосы, предназначенной для больших самолётов, длиной два с половиной километра. Самолёт бежал, подпрыгивал на швах бетонных плит, но не отрывался. Виктор в этот раз сел не к экипажу, а в салон самолёта прямо на ящики.