Только сейчас в сознании Брызгалова стали всплывать подробности грозы, его самоотверженного труда и возвращения домой.
Со мной всё в порядке, промок, сушусь.
Я вижу, что промок. Одевай тапки и бегом ко мне. Жена приглашает на чай. А потом пойдёшь, навестишь Тайбольских девок, а ещё позже будешь спать. Пойдём, пойдём, видя, что Брызгалов замешкался, повторил Якутин.
Мне не в чем идти. Я пришёл насквозь мокрый.
Ты одет прилично: майка и спортивные штаны. Так и иди, там все свои. Я буду тебя лечить.
Виктор быстро натянул прямо на майку вязанку, и друзья переместились в соседний подъезд.
Галич, по сравнению с основной массой работников, считался стариком. Не таким стариком, как это принято в обиходе, но возраст его сильно отличался. Поэтому, когда решали, кого поставить во главе предприятия, выбор пал на него, как наиболее опытного, рассудительного, дисциплинированного, имеющего высшее образование, которым в то время могли похвастаться немногие. Он привык летать. Любил свою работу, как любят её все пилоты.
С того времени, как он стал руководителем, о полётах Галич стал только мечтать. Окунувшись с головой в массу всяких проблем, он никак не мог из них выбраться. Чем больше барахтался, тем больше утопал в «текучке». Стройки, снабжение, завоз топлива, подбор штатов всё это и многое другое заставляли ежедневно думать, решать, пробивать, укомплектовывать. Семью он видел вечером, когда ложился спать. Жена всячески старалась его оберегать от сверхплановой работы, встреч с друзьями, но это мало помогало.
В свои сорок лет он выглядел перед подчинёнными руководителем с большим возрастом и стажем. Его побаивались, но и уважали. Он вырос не из тех начальников, которые любят повышать голос при разговоре с подчинёнными. Галич мог выслушать любого «работягу», будь то грузчик или дворник. Он, когда обращались к нему, внимательно разбирался в проблемах, не сваливая эту работу на замполита или своих замов. Галич слушал доводы оппонента, объяснял и, если надо, уговаривал, но не кричал и не выпроваживал из кабинета.
В душе он, конечно, как любой человек, расстраивался, нервничал, но не показывал это собеседнику. Эта его особенность и подрывала постепенно здоровье. Нина Петровна, его жена, будучи медиком, на дому замеряла давление, пульс и видела, что со здоровьем не всё в порядке. Она всячески старалась ему обеспечить комфортные условия хотя бы в домашних условиях, чтобы муж мог отдохнуть и быть готовым к полётам.
С полётами никак не получалось. Личным налётом Галич пренебрегал, откладывая это на потом или передоверяя выполнение тренировочных полётов Репанову или Раеву. Он им тайком завидовал. Галич не злорадствовал, а просто завидовал, что люди могут летать, не заботясь о стройках, тоннах цемента, машинах, приезжих бригадах и прочих напастях.
Рабочий день Галича длился не менее десяти часов. Он приходил, когда ещё никого не было, а уходил, приняв последнего посетителя и подписав накопившиеся за день документы. Секретарь, как правило, уходила раньше, оставив ему в папке кипу бумаг на подпись.
Среди пилотов друзей у него не водилось. Как-то с самого начала они сдружились с Якутиным, первым секретарём райкома партии Мовилем и с соседом военкомом. Этой компании он и старался придерживаться. Якутин увлекался спиртным в меру, а другие и того меньше, поэтому этот выбор одобрила и его жена.
Штат объединённой эскадрильи увеличивался не по дням, а по часам. Прибывали новые пилоты со всех концов Советского Союза. Брали всех, предупреждая, что дисциплину и порядок надо соблюдать, пропускали людей через замполита, который тщательно всех учитывал, опрашивал, фиксировал личные особенности, агитировал комсомольцев вступить в члены КПСС и отпускал на работу, оставив в своих мемуарах очередные циферки. Количество самолётов тоже увеличивалось. Сначала они пополнялись за счёт других предприятий, а потом уже прибывали с завода новенькие и блестящие.
Галич расширил структуру предприятия, создав на базе эскадрилью из трёх звеньев, эскадрилью в одном из приписных аэропортов, состоящую из двух звеньев самолётов и одно звено в другом приписном аэропорту. Штат увеличился не только работников, но и младшего руководящего состава, который пропускался соответственно через фильтр коммунистической партии и мнение «стариков», специалистов, отработавших на предприятии год и более.
Помощников у руководителя прибавилось, как прибавилось и забот. Чаще стали появляться нарушения дисциплины, о которых замполит регулярно докладывал, как ему, так и «наверх». Галич пытался сглаживать острые углы, становился иногда на сторону этих самых нарушителей, но против партийного мнения он пойти не мог. Все факты нарушений незамедлительно становились известны Мовилю. Звонок из райкома партии известил его и о нарушении правил рыболовства Брызгаловым и Язёвым.