И вот уж самое неожиданное, наткнулся на пачечку старых писем, аккуратно перевязанных шелковой синей лентой. Надо же, я прекрасно помнил эту ленту! Довольный, порадовался своей памяти И уж готов был отбросить связку в сторону, но заинтересовался старой маркой на конверте. А потом я увиделпочерк Эти письма были написаны мне.
Наверно, меня качнуло. Очнулся я на полу, среди повалившихся с полок бумаг.
Я забыл про затерявшуюся бумаженцию, я забросил все свои важные и неотложные дела, я сидел на полу среди учиненной разрухи и читал. В одном из вскрытых до меня письмах, в свое время не дошедших до адресата, но, как оказалось, все эти годы хранившихся в нашем доме, была такая строка: «Знаешь, а ведь у нас могло быть двое детей»
Получается, много счастья, много боли
А я думал только об одном: почему жена не выбросила их? Почему сохранила?
Если судьба
За их выносливость, за их трудную жизнь, за слабости, страстность и одержимость, за их обаяние Низкий поклон.
Глава 1. Город мастеров
Узкая дорожка между высокими скалистыми горами Причудливые узоры вершин острыми пиками взмывают в небо. Дух захватывает. А ниже река
Теперь, эмоции, цели придают интонациям почти неуловимый романтизм. Всё становится серьезнее.
Город в горах, город в облаках
Узкие, мощеные белым камнем улочки, мечети, дворики Вековая замкнутость, восточная сказка. Смесь тюркского и фарси С древних времен умение плавить железо и медь. Гул молоточков, звон медной посуды Народ дружелюбный, вежливый. Женщины носят кувшины с водой. На кладбищах нет надгробий, просто камни Лошади, ослики щиплют травку
Облака опускаются прямо на город.
Лагичодно из древнейших поселений человека.
Время шло. Ручное производство вытеснили машины. Самобытность местных мастеров утратила смысл, обособленность же, изоляция от мира обернулись непоправимым злом. Лишь лошадиные тропы вели к затерявшемуся в горах селению, и потому жизнь словно обходила его стороной. Да и потом, вести с большой земли сюда особо не торопились. Их приносили селяне, отважившиеся на долгий спуск вниз, или же редкие путники, решившиеся подняться на такую вершину. Но с тех пор, как началась война, чужих людей здесь не стало совсем. Ушли отцы и сыновья, опустели дворы и дома. Лагич, мир ремесленников, медленно угасал.
Старая мать сидела у реки, начищала песком медную, украшенную сложным орнаментом посуду. На дне чаши проступила арабская вязь «мы уходим, мир остается, мы умрем это останется памятью»
Старая мать ждала сына с войны. Ждала его много лет и знала, что он вернется. Тогда, провожая в дорогу, она вылила вслед из ковша чистую воду, показала зеркало и увидела в нем отражение сына. Это знак, что он вернется. Муж не отразился Но она, получившая на него какую-то бумажку, которую всё равно не могла прочесть, продолжала настырно ждать.
От реки спускалась в город мощеная улица. Сейчас её заливало солнце, и белый камень блестел, слепил глаза. Пошли за водой женщины. Старики открыли двери мастерских. Горн, правда, не разжигали давноНо как и прежде, каждое утро кто-то шил чарыки[1], чувяки, кто-то ладил лошадям сбрую, уздечки, ковал подковы. Женщины под пение ткали ковры, вязали джорабы[2]. Жизнь шла своим чередом. Они живы, а это сейчас было главным.
По склону крутой горы, по старой, давно нехоженой тропе неторопливо поднимался в селение одетый в военную форму невысокий мужчина. За ним осторожно ступала груженая мешками лошадь.
Это с победой возвращались в Лагич селяне Значит, не исчезнет бесследно искусство древних медников. Теперь жизни, опаленные страшной войной, но озаренные победным маем, крепила уверенность светлого завтра. Сколько всего пережито, но сколько еще будетнепременно хорошего!
Вот и старая мать дождалась ненаглядного сына. Полились нескончаемые слёзы радости. Выставлялись на стол сбереженные к такому дню припасы. Двери во двор открыты настежь. Здесь варят плов и ждут гостей.
Сошлись в мастерские кузнецы. И застучали молоты по наковальне Краснели от жара и работы лица, и в ярком свете рождалась на свет новая чаша. Белые, как лунь, старики в больших лохматых папахах усаживались неподалеку на камнях и, наблюдая за мастерами, довольно улыбались в бороду и усы. «Да благословит вас бог» шептали губы. Иногда к ним подсаживались мастера, чтобы передохнуть, остудить себя и руки. И начинались нескончаемые истории о войне Под их голоса старики вскоре умиротворенно засыпали Мужчины понятливо переглядывались и возвращались к работе. Так проходил день.