какой-то проблеск пониманья.
И был во всём банальный крап,
а это шулерство не в жилу:
мы не приветствовали крах
того отжившего режима.
Казалось, наступал пролог
другой, какой-то новой схемы.
Но почему опять пролёт,
и снова строим на песке мы?
И снова ниже мы травы
Неужто кровь такая рабья,
что доведется нам, увы,
вновь наступить на те же грабли?
* * *
Ночь кругом, немота ледяная,
и опять я себя обману:
обнаженную, словно Данаю,
жаль мне эту большую страну.
Нет, не жалко ведь всё на пределе,
и покой навсегда унесён,
и за что наши предки радели,
позабылось, как утренний сон.
И не надо по-нищенски охать
это, в общем, закон бытия.
Вот и всё. Завершилась эпоха,
несчастливая эра моя.
* * *
Время вновь проявляет монаршую власть,
обжигающим снегом заносит сады.
И однажды оно может камнем упасть,
может бомбой обрушиться с высоты.
Астероид ли это, иль стая ракет
принесут нам погибель, отравят поля?
И последует дальше, ужё налегке,
без людей и зверья голубая Земля.
Очень страшно, когда неизвестен конец,
когда профиль судьбы акварельно размыт,
Когда ты, словно мелкая рыбка-живец
на крючке, чтоб тебя проглотили сомы.
Это страшно, когда неизвестен исход,
когда скрыться нельзя и не там, и не тут,
и не начат ещё тот неправедный год,
когда больше не будет часов и минут.
* * *
Вновь стране предвещают распад,
мы больнее друг друга пинаем,
и Христос не однажды распят
каждый день мы его распинаем.
Мы смирились, похоже, с судьбой,
её прихвостни и брадобреи.
Мир спасут только шок, только боль
лишь тогда люди станут добрее.
Но, наверное, хватит пенять
на нарывы и кровоподтёки.
Мы, увы, не сумели понять
свою душу, где только потёмки.
Не хватило ни сил, ни ума,
хоть боролись почти до упора,
и теперь эта мёртвая тьма
проникает и в сердце, и в поры.
Только это ещё не конец,
это где-то в серёдке и между.
Вы простите, Луганск и Донецк,
вы простите, что дал вам надежду.
Я вас предал, и даже не раз,
что Иуды равно поцелую,
торговался с хохлами за газ,
а теперь вашей жизнью торгую.
Вы простите, я глух был и слеп,
я не сдал самый трудный экзамен,
и вы смотрите долго мне вслед
бередящими душу глазами.
* * *
Это, наверное, строго по теме:
наше живет поколенье
в Солнечной, очень уютной системе
лишь на задворках Вселенной.
Как бы своё мы сердечко ни грели,
надо оставить затею:
братья по разуму те, что центрее,
видимо, нас поумнее.
К нам не хотят они вовсе добраться
в наши крысиные норы
Братцы мои, межпланетные братцы,
Мы вам совсем не партнёры
Истина мне приоткрылась простая:
хоть меня в небо не тянет,
как вас сейчас на Земле не хватает,
чтоб помирились славяне!
* * *
Сонных дней потревожен улей.
Поражает вражды размах.
Вновь война. Только чаще пуля
метит тех, кого мучит страх.
Да, жестока её вендетта,
неспокойно так на душе:
рядом смерть притаилась где-то,
но не прячусь я в блиндаже.
Я кручусь на плацдарме с теми,
кто рискует жизнью опять,
ну а те, кто боится тени,
тем победы не испытать.
Начало формы
Конец формы
Начало формы
* * *
Мы напрасно, что пропало, ищем,
всё равно, похоже, не найдём.
Не построить нового жилища
там, где всё охвачено огнём.
Не вернуть потерянного пыла,
нам достались ты уж не серчай
только обгорелые стропила,
только этот горький иван-чай.
Только этот леденящий ветер
и пустые, выжженные дни,
и уже нам ничего не светит,
кроме ещё тлеет головни.
Потому-то, жизнь кляня такую,
мы не держим друг на друга зло
каждый по отдельности тоскует
по тому, что сбыться не могло.
Были мы отнюдь не херувимы,
а скорее, жертвы суеты,
и руины, лишь одни руины
на слепом пожарище мечты.
* * *
Я сомневался, но она сбылась.
Она пришла таинственная маска,