Сама не заметила, как отмахала полквартала. Постепенно успокаиваясь, замедлила шаг и принялась размышлять. Как уж она могла заподозрить маман в разборках с Никанором Ивановичем? Да еще и на должность согласилась, приняла решение на эмоциях, а, может, все же, стоило повременить?
Нет. Она, действительно, хочет попробовать. Детская мечта давала о себе знать легкой щекоткой в душе.
Придя домой, села перед экраном компьютера, открыла документ.
Смотрела на белый лист, и ей казалось, что в голове у нее также бело и чисто. Начинала писать и стирала. Все не нравилось, мысли не шли.
Надо успокоиться.
Стала перебирать вещи на столе материалы для плетения ловцов снов, бусины для изготовления украшений, этнические безделушки. Это влияние Флёр.
Лёлька постоянно проживала жизни подружек, примеряя их настроение и привычки. Перенимала манеру говорить, двигаться, одеваться. Дома обстановка тоже постоянно менялась. Сходит в гости, проникнется атмосферой, ощущениями хозяйки, и начинаются перестановки, появляются новые предметы.
Она могла понять, что движет человеком, почувствовать себя в его шкуре. Иногда видела образы и картинки из жизни или тайные желания и мечты. Поэтому ей так нравилась ее работа можно было на время стать писателем, художником, поэтом, модельером, стилистом
Отпускало ее так же внезапно, как и захватывало. И она чувствовала опустошение и оцепенение.
Это было самое страшное столкнуться с пустотой один на один. У нее не было ответа на вопрос «Кто я?». А вдруг ответом будет «Никто, пустота»? Она не понимала, какая она, когда не жила чужой жизнью, и предпочитала даже не задумываться об этом.
Снова вернулась к написанию статьи.
Через час мучений и метаний набрала: «Заявление. Прошу уволить меня по собственному». Да, это у нее прекрасно получилось.
Неужели сдаваться?
Горько вздохнув, Лёлька направилась к холодильнику. Соорудила двухэтажный бутерброд, заварила кофе добавила побольше какао, корицы и ванили. Уселась перед монитором и собралась оплакивать и заедать свое горе. Даже сделала первый глоток и откусила огромный кусок от своего чудо-бутерброда. Как вдруг
Раздался звонок в дверь.
Неожиданно. Время близилось к вечеру. Она никого не ждала.
Поплелась к двери, с опаской посмотрела в дверной глазок.
Ох! Как? Зачем? Может, не открывать? Затаиться? Ее нет дома!
Поздно.
Деточка, открывай, я слышу, как ты дышишь.
Пришлось открыть. Лёлька чувствовала себя виноватой за выходку в офисе и потупила взгляд.
Элеонора же стремительно вошла в комнату, таща Лёльку за собой. В руках у нее был большой пакет.
Давай, машер, не тяни, одевайся скорее. Мы опаздываем. Хм, пожалуй, стоит принять душ. А это что? Горчица? Майонез? Деточка, ты забыла про свои бока?! Выброси эту дрянь! Давай, давай, быстро в душ и одеваться! Я принесла тебе нормальную одежду.
Лёлька от удивления чуть не подавилась куском бутерброда, который так и не успела проглотить.
Ку куда? Куда опаздываем?
Не задавай лишних вопросов! Для тебя же стараюсь!
Ну, маман, ты превзошла саму себя! Опять, что ли, женихи?
Это совсем другое! Давай, давай, поторопись! Тебе понравится, обещаю!
Неизвестно, что двигало Лёлькой, то ли чувство вины, то ли безнадега терять было нечего. Но она послушно отправилась в душ. К тому же, зная маман, проще было согласиться и побыстрее сделать все, что та хочет. Иначе не отвяжется.
Пришлось влезть и в платье, украшенное крупными темно-синими цветами. Ну что у нее за вкус? Лёлька почувствовала себя клумбой. Впечатление усилилось, когда маман щедро спрыснула дочь дорогим парфюмом.
Потом распустила Лёлькин хвост, распушила волосы. Подкрасила губы яркой помадой.
Ну вот, теперь хоть на человека похожа. Давай, быстро в машину!
Лёлька только и успела накинуть пальто, намотать шарф, да захватить сумку. Они бегом спустились по лестнице, запрыгнули в томатный Порше, и машина с ревом сорвалась с места.
Куда хоть мы едем?
Говоришь, хочешь писать? Что ж, лучше Ральфа Малиновского тебя никто не научит! Мы едем на его закрытую встречу.
Лёлька пропустила слово «закрытую» мимо ушей и не насторожилась. Знала бы она, что ее ждет. Быть может, и не села бы в машину. Хотя
Она вспоминала, что слышала от маман про Ральфа, ее бывшего ухажера, писателя и фото-художника. Он был известен лишь в узких кругах и вполне этим доволен.