Это я от неё ушёл, промямлил БМВ, отчаянно противясь наваждению, будто тот имеет право так с ним разговаривать.
На всякую медаль можно взглянуть с двух сторон, хмыкнул Черных. Хочешь стать майором?
Вопрос был не в бровь, но в глаз. Однако Коломиец, благодаря ограниченности фантазии, настолько пришёл в себя, что в мелькнувшую было гипотезу, будто генералы внутренних дел бывают карликами, собирающими дохлых кошек, поверить отказался. Вместо этого зло прищурился и произнёс тоном, не скрывающим презрения к коротышке:
Не знаю, откуда тебе известно, что я разошёлся с женой Да мне, по большому счёту, глубоко плевать на твою осведомлённость. Об этом ты мог узнать от этих двух не в меру разговорчивых идиотов, которые Эй! Сержант Пломба?! Поплавок?!!
Они тебя не слышат, недобро ухмыльнулся некромант, и боюсь, не видят, так что мы можем с тобой говорить как будто тет-а-тет.
Затем поискал глазами веник, не нашёл и, наклонившись, смёл руками в аккуратную кучку рассыпавшуюся землю, которую пересыпал в пакет.
Да кто ты такой?! В нахлынувшем внезапно волнении, смешанным с лёгким испугом, в котором БМВ ни за что бы не признался, он даже привстал из-за стола.
Вряд ли это для тебя так важно, но, так и быть, скажу, произнёс экстрасенс, разгибаясь, я человек, который может изменить твоё невесёлое будущее.
Невесёлое?
Я бы даже сказал довольно мрачное будущее, уточнил Аркадий Романович. Открой-ка дверь своего аквариума!
Милиционер послушно отпер служебное помещение и лишь брезгливо скривился при взгляде на пластиковый пакет.
Нельзя ли это сюда не тащить?
Черных удивлённо посмотрел на него, но потом кивнул.
Ах, это? Ты всё ещё думаешь, что кошка дохлая, да? с этими словами он вытряхнул чёрную гадость на стол, где лежал журнал дежурств, и злобно уставился на офицера.
Ты что делаешь?! воскликнул Коломиец, но едва протянул руку, чтобы сбросить труп животного, как оно неожиданно подняло голову и приняло сидячее положение.
Волосы БМВ зашевелились под фуражкой, а морда кошки повернулась к нему и открыла глаза. Мутное месиво гниющих зрачков и радужной оболочки вытаращилось на него.
Но оно же воняет, только и смог выдавить из себя офицер и рухнул на стул.
По его широкоскулому лицу разлилась смертельная бледность. Для нервной системы это испытание оказалось куда как круче, чем то, которому пожилой старлей подверг его, тогда ещё курсанта Школы милиции. Случилось это во Львове, когда с ними находился молодой белобрысый сержант-кинолог с почти чистокровной немецкой овчаркой. О лёгкой беспородности собаки говорило чуток свисающее левое ухо, придававшее ей обманчиво-беззлобный вид.
Патрулируя в районе Высокого Замка, они наткнулись на пацана, которому приглянулся сиамский котёнок в одном из домов. Тот беззаботно предавался дрёме на подоконнике первого этажа. Подождав, пока мальчонка сманит котейку, старлей выпрыгнул из-за угла, где они устроили засаду, и схватил того за шиворот.
Воруем? ласково поинтересовался он, но невооружённым взглядом было видно, как от этой почти отцовской любознательности у задержанного по спине побежали мурашки.
Эт-то мой
Неужели?
Точно! Пацан для наглядности принялся гладить животинку, которая начала изворачиваться и проявлять прочие признаки неудовольствия.
Свежо предание да верится с трудом! Офицер, словно пинцетом, выдернул у него котёнка двумя пальцами и рявкнул: А ну брысь, пока ноги не повыдёргивал!
Отпущенный не стал настаивать на своей беззаветной любви к животным, из-за которой стоит бросаться на танки, и мгновенно исчез в одном из многочисленных проходных дворов.
Славный, сказал тогда курсант, увидев беспомощного, будто облитого кофе, котёнка в руках старлея. Что будем с ним делать? Вернём хозяевам?
Овчарка глухо зарычала.
Смотри! Офицер бросил животное в угол между домами и тут же наклонился и спустил псину с поводка.
Поединок был недолгим. Рычание, шипение, хруст перекушенного позвоночника, предсмертное карканье и на зрителей таращится мутнеющий синий глаз. С трудом оторвавшись от гипнотизирующего взгляда смерти, вступившей в свои права, курсант дико посмотрел на старлея.
Ну, как тебе это? весело поинтересовался тот, буравя глазами.
Если бы у верблюжьей колючки были глаза, то она наверняка точно так же глядела бы на корабль пустыни. Взгляд требовал адекватного ответа, и его подсказала злость, захлестнувшая грудь, опустевшую от ничем неоправданного зверства старшего лейтенанта.