А, л-лярва, враждебно произнес дед, опрокидывая рюкзак Гонгоры на песок и возникая в круге света. Хорошая погода будет, заметил он, вздергивая рюкзак за лямку назад. Хороший воздух, хорошее небо.
Я слышал где-то, беспечно отозвался Штиис, сонно помигивая в направлении исходящего дымом котелка, что этих звезд столько, что куда ни глянешь, взгляд всегда упрется в одну из них. Это у меня в голове не умещается. Вот Гонгора говорит, вы все знаете, а чего не знаете, то вычисляете. Вот, по-вашему, откуда тогда темнота берется?
Ты воду нам не мути доплеровским смещением, отозвался дед. Лучше сними пробу. Кастрюля не должна развариться. А то потеряет всю остроту. Все питательные вещества уйдут.
Не уйдут, сонно сказал Штиис. Не успеют. Впрочем, взять ложку он согласился. Знаете, что мне это всегда напоминало, произнес он, пробираясь к котелку с деревянной ложкой наперевес. Подземелье. Я всю жизнь словно в подземелье. Он, зачерпнув, с сомнением разглядывал дымящуюся ложку. А потолок сплошь забит драгоценным камнем. Только не для нас все это. Он помолчал, нерешительно приблизившись губами к краю ложки. Хотите, я анекдот расскажу по этому поводу?..
Гонгора закрыл глаза. Будущего и прошлого больше не существовало. Было только настоящее, и так было редко. Точка и ее сингулярность.
Есть одна теория, сказал он, не раскрывая глаз. По ней все одиннадцать измерений Мироздания, включая наши четыре, не больше чем коридор. Что-то вроде туннеля не-реальности с ограниченным набором несуществующих решений. Вроде того, что если набор несуществующих решений действительно ограничен, то это делает другой набор решений, в принципе способный существовать, почти определенным. «Ограниченно реальным» так это называется.
Класс, сказал Штиис, работая челюстями. Просто для справки, а это вообще с чем принято есть?
С умом, сказал дед, отбирая у него ложку и решительно запуская ее в котелок. Когда проголодаются.
Дед расположился у огня с локтем между развалившимся Лисом и Штиисом, подвернув под себя спальник и накинув на плечи ветровку. Штиис поскучав, достал из рюкзака свой неразлучный диктофончик со встроенным тюнером, вытянул антенну и теперь пытался нащупать какую-нибудь музыкальную станцию. Он признавал только музыкальные станции без сопровождающих длинных больных языков, с чисто одной музыкой. Тюнер услаждал слух сериями тресков и неопределенными шорохами.
Чего там видать? вдруг повысил голос дед, щурясь, наблюдая за тем, как Гонгора в десятый, наверное, раз берется полоскать свой драгоценный кукри в камнях подальше от озера: поглядит на свет, ополоснет, намылит и снова поглядит.
Где? помедлив, спросил Гонгора, не оборачиваясь.
Да там, ответил дед, что-то ссыпая и мешая ложкой в котелке. Видать там чего-нибудь?
Гонгора снова помолчал.
Да нет вроде, глухо отозвался он. Ни Черта там не видать.
Дед потыкал ложкой колбаски, бултыхавшиеся в кипятке.
Ты чего там моешь, снова громко закашлялся дед, пряча лицо в рукаве свитера, а? Зеркало свое, что ли? Или совесть свою? Если вот, скажем, тебя опасение берет, чего это ты не отражаешься, не видно тебя сегодня почему, так рано еще, темное время суток. Ты сядь, значит, отдохни
Штиис откинулся на спальнике, заложив руки за голову.
Нет, сказал про себя Гонгора, снова медленно вытирая закатанным рукавом голое лезвие, с этим не справиться. Мне это тоже не поправить, такое просто не в человеческих силах. Даже здесь след их присутствия. Они рано или поздно достанут и тут, и уже никому не остаться прежним. Словно один и тот же незнакомый замкнутый на бесконечность коридор, и ты еще можешь думать, нет, ты уверен, что решаешь и сейчас ты, что конечный выбор на том конце будет все-таки за тобой, но чье-то дыхание касается затылка, и ты понимаешь слишком поздно, что кто-то все это время смотрел тебе вслед, ничего, в сущности, не видя, делая из тишины проклятье, понемногу целуя в тебе параноика, а ты в сознании у себя теперь откладываешь, что до сих пор одни и те же тысячу paз драные, трухлявые, безвкусные, холодные, мертвые обстоятельства дышали тебе в спину, но ничего, ничего не меняется от этого твоего понимания, и они гонят тебя по коридору, и ты уже равнодушно, почти с налетом иронии достаешь на свет еще одно из своих бесполезных пониманий, которое они в виде незаметных, микроскопических знаний с незапамятных времен спорами откладывали в тебе, что, наверное, все тут зря и как бы быстро ты ни умел бегать и что бы ни пытался своим тренированным интеллектом прогнозировать насчет отдаленного поворота, он уже есть и никуда тебе от него не деться Хумус же всей вселенной и пыль космоса, подумал Гонгора с глухим отчаянием. Неужели я так много хочу от жизни. Это как одно и то же упорядоченное движение Земли вокруг Солнца по траектории эклиптики. На сумасшедшем ускорении совершив крутой разворот, она несется навстречу новому времени года, к новому теплу и к новому лету. Можно испытывать подъем чувств, общую свежесть, можно улыбаться про себя по поводу атмосферных явлений, тихо изумляться настигающим переменам и бить от радости об пол посуду, можно, напротив, сокрушаться, сожалеть о случившемся, по утрам, чистя зубы, предаваться унынию и хлопаться головой о раковину, но ничего, ничего уже поделать будет нельзя