Люди, очень серьезно сказал подошедший Штиис, снимая очки и пальцами сбивая с подбородка капли воды. Говорил он, размышляя сейчас о чем-то своем, насущном. Показалось, может Вот на той скале, по-моему, кто-то есть.
Работающий челюстями дед, ухватив было, снова вернул горячую кружку в траву и всмотрелся в ближайший утес, куда показывали. Утес по крайней мере наполовину скрывался за коричнево-рыжими искривленными стволами деревьев. Деревья цеплялись за растрескавшиеся отвесные склоны и не падали. Страшно было подумать зависнуть там без страховки.
Ну, это, брат, тебе в самом деле показалось, убежденно сказал дед, единым взглядом окинув нависшие над головой камни и нахмурившись. Никого тут быть не может.
Штиис, прочтя надпись на картинке, аккуратно развернул конфету.
А правда, что здесь чужаков не любят? спросил он, откусывая шоколадный кончик и передвигая по песку кружку. Он зачарованно следил за тем, как опаленные доисторическим огнем борта кружки все глубже, подобно ножу бульдозера, зарываются в завалы зернистого крошева.
Чуть пригубив и решив не торопиться, дед выбрал еще шоколадку.
А где их любят, пробормотал он. Чужаки разные бывают. Коммерсантов вот не любят, верно просто на дух не выносят. Археологов, эти все норовят последние могильники распотрошить, себе взять с целью, значит, чтобы там на все это могло полюбоваться человечество, не спится им, понимаешь, пока есть еще хоть где-нибудь не тронутые могильники. Приезжают, копаются в пещерах как у себя в огороде, достают палец человека. Человек оказывается доисторический. Тогда что они делают: называют пещеру своим именем, а доисторического предка местных называют именем пещеры. Как выясняется, новый вид разумных. Все аплодируют. В мире шум. То, что у той самой пещеры тысячу лет уже свое имя и имя то коренного населения ни слова. Потому что дано неприоритетным населением.
Да, кивнул Штиис, слышали. Хомо Аю-Ташиус. Так это должно быть. Человек из Камня Медведя. Но ходили слухи, кто-то из научного центра за границей предлагал объявить бойкот навязанным коренному населению приоритетам.
Дед вздохнул.
Спрашивается, как к ним нужно относиться. Очень хороший вопрос, на мешок еды. Лавочников не любят очень, новиков, до помутнения рассудка да они и не суются сюда особенно, чухари, чухарь он и есть чухарь. Попоносов, если не босый и без ножа, моджахедов-гопников, своих хватает, местами алояров еще опасаются стригунов. На прошлой неделе вот только нашел за Больным ручьем кабаргу без пупков, двадцать четыре штуки, подгнившие уже. Тоже откуда, спрашивается?
А волк, подал голос Штиис. Волк что же не тронул?
Нy вот, сказал Гонгора. Теперь вы на конфеты сели. Коробка конфет.
Дед поспешно вернул свой лоснящийся брезентовый зад на прежнее место и с тревогой заглянул в недра расстегнутого желто-голубого авизентового мешка. Ни Черта там, похоже, было толком не видать.
Ах, мать. Ничего как будто, предупреждать надо в таких случаях, добавил он строго. Так вот. Слушай, нет чего помягче? Сидеть же невозможно.
Не капризничайте, ответил Гонгора. Кому-то надо преодолевать трудности.
Но к интеллигенции спокойны, хорошо относятся к интеллигенции, и обсушить, если надо, и напоить до поросячьего визга, сам видел. Студентов тоже вроде не трогают, лишь бы не был коммерсантом. Здесь это первый вопрос: что везешь?
Дед поднял глаза на Штииса, задумчиво помешивающего ложечкой, ткнул в него испачканным в земле коричневым пальцем и вознес кружку на уровень глаз.
И не моргнув глазом должно ответствовать тебе: турист я, дяденьки, студент-скалолаз, вырвался на каникулы свежим воздухом подышать да на большие горы посмотреть мешок сухарей да коробка спичек в рюкзаке моем, чего ж еще везти мне? Посмеются тогда дяденьки, пошутят и отпустят с миром.
Гонгора, стряхивая дремоту, заворочался, устраиваясь на спальнике удобнее. Лис рядом с безразличным видом наблюдал за полыхавшими ветвями.
Штиис спросил:
Я что похож на студента?
Дед приложился к кружке, качнул подбородком, ощутимо удивляясь качеству напитка.
Это, конечно, если тебе повезет, и ты не нарвешься на трезвых дягов. Вот тогда будет полный сердечный «Хэллоу».
Дед снова пригубил, бережно пристроил кружку у костра, ухватил с салфетки мясной розовый кус побольше, переложил его парой ломтиков ржаного хлеба и мощно откусил.