Единство Вселенной неуверенно начал Волкодавский.
Мышкин и слушать не стал.
Единство Вселенной, по твоему же собственному утверждению, еще проверять надо. Практикой. Тут и за миллиард лет не управиться. Так и о смерти уже примирительнее добавил он.
Волкодавский молча осушил свой наперсток.
Вижу, ты задумался, друг мой. Следовательно, есть у тебя чем думать и о чём, великодушно отметил Мышкин. Так и быть, слушай старинную японскую притчу. Рассказал мне ее интересный человек настоятель монастыря на острове Коневец владыка Нафанаил.
Люблю японские притчи, оживился Волкодавский.
Внук спрашивает: «Что такое смерть?» Дедушка отвечает: «Как-то захотели три бабочки узнать, что такое огонь. Одна подлетела к горящей свече, почувствовала жар, испугалась и вернулась. Она ничего не узнала. Другая подлетела ближе, опалила крылья и в ужасе убежала, то есть, улетела. Тоже ничего не выяснила. Третья влетела прямо в пламя и сгорела! Она узнала, что такое огонь. Но, увы, никому об этом уже не расскажет. Так и о смерти: тот, кто знает, рассказать не может».
И все-таки, боишься смерти? еще раз спросил Волкодавский.
Смерти?.. снова задумался Мышкин. Наверное, не боюсь. А, может, и боюсь Вот тебе еще притча, точнее, максима. От древнего грека, от философа Плотина. В свое время он сильно возмущался, почему люди решили, что смерть есть абсолютное зло и несчастье. Откуда они это взяли? Так может утверждать только тот, что проверил дело на практике, точно, как ты требуешь, Клоподавский. Может, смерть, наоборот, великое счастье? Не зря Бог посчитал, что самое страшное наказание Каину за убийство брата бессмертие. В его случае именно бессмертие есть абсолютное зло. Я не смерти боюсь, Клоподавский, а боли. Хочется помереть мгновенно. Лучше всего во сне.
Волкодавский вздохнул.
Так моя бабка умерла во сне, сказал он. Смерть праведника.
Завидуешь?
Что за ерунда! испугался Волкодавский. Ведь я еще живой! Да и ты, наверное.
Я больше, чем живой, заявил Мышкин. Несмотря на всю мерзость вокруг, все-таки, ты прав: мне лично грех жаловаться. Работа есть, наука движется. Одно мне нужно: чтоб никто не лез в мою жизнь и ко мне не прикасался. Я долго строил себе подводную лодку. Большую. И, в отличие от Робинзона Крузо, смог свою большую лодку столкнуть ее с места. Мне в ней уютно, спокойно, тихо, а все, что за бортом, меня, по большому счету, не касается. Честно говорю. Поэтому лапы прочь от Мышкина! Так и Ньютону Исааку передай.
Волкодавский хмыкнул недоверчиво, прищурился и спросил тихо, с вызовом:
А Крым наш?
Я же сказал на правильном русском языке сказал: лапы прочь от Мышкина! И Крым убери с глаз моих. Да подальше. Эти игры не для меня. Некогда.
Над железнодорожной платформой дачного поселка Сосново так же, как и над всей Вселенной, висела тишина и давила тяжестью своей на маленькую планету Земля. В ушах стоял тонкий звон. От оплывающего битума поднимались тяжелые испарения, воздух колыхался горячими прозрачными волнами и наводил тоску. Безоблачное, но серое небо, кое-где с розовыми пятнами над горизонтом вокруг города второй месяц пылали торфяные пожары. Их уже давно никто не тушил, и даже прессе надоело твердить о них каждый день. «Пик солнечной активности, как и обещалось Сколько ж он тянется? тоскливо отметил Мышкин. Третий год. С ума сходят и люди, и природа. Ужо она покажет нам мать известного Кузьмы за все издевательства Болота сохнут, половину лесов вырубили, вон в Архангельской области вообще все оголили капиталисты хреновы, оттого и горит все так страшно».
Он глянул на часы половина седьмого. Вокруг по-прежнему ни души, но скоро Мышкин почувствовал слева какое-то беспокойство. Что-то произошло.
На последнюю ступеньку вокзальной кирпичной лестницы упала тень, вслед за ней на платформу поднялась девушка. Высокая, в белом кисейном платье без рукавов, на стройных сильных ногах легкие сабо с высокими тонкими каблуками. Она неторопливо села на скамью в тени густого шиповника, достала из белой плетеной сумочки книгу, раскрыла, но, прежде скользнула взглядом вокруг, на секунду задержавшись на Мышкине.
Он обеспокоился еще больше. Потому что девушка была ему знакома, хотя сама она об этом еще не подозревала.
Ее длинные волосы ниже плеч, густые и легкие, издалека показались ему седыми, но приглядевшись, Мышкин понял: платина. Ему еще не встречалась женщина с волосами натурального платинового цвета.