Никто.
А данные откуда? продолжал удивляться Демидов.
Так я же и говорю: нет данных, ответил Мышкин. Никто ею не занимался.
В таком случае, зачем же поперхнулся Демидов. Зачем вы тут чушь порете?
Ну, это я так от себя, пояснил Мышкин. Чтоб не скучно было.
Не умно, Дмитрий Евграфович! уже спокойнее заявил Демидов. А главное, не смешно. Совсем не смешно. Полагаю, специалист вашего возраста, а, главное, вашего культурного уровня мог бы пошутить как-то поизящнее.
Так бы и сошло, но кое-кто из врачей понял, что Мышкин не просто так вбросил шутку, хоть и неумную. Значит, что-то его толкнуло. Пытались интересоваться. В ПАО все молчали, а Литвак на радостях, что его не выдали, в тот же день превысил норму уже на двести граммов. Наутро его разбудила в морге тогда еще младший прозектор Клементьева. На полу рядом с Литваком лежал труп женщины лет пятидесяти.
Эта помоложе, уважительно отметила Клементьева. Везет же вам!
А Мышкин рассвирепел:
В первый раз в жизни вижу еврея, который не только спирт ведрами жрет, но и все мозги пропил!
Литвак пыхтел, из-за его всклокоченной, черной, как сапог, бороды не было видно лица, только глаза дико выкатывались.
Сейчас вывалятся шары твои ищи их потом по всем углам! с отвращением сказал Мышкин. Контролируй харизму, Мозес!
И на следующей конференции, зачитав эпикриз очередной покойницы, Мышкин снова ни с того, ни с сего бухнул:
Экспертиза на некрофилическое изнасилование не проводилась.
«Что за черт? изумленно спросил он у себя самого. Кто меня за язык потянул?»
А? Что? встрепенулся главврач: он беседовал со своим заместителем профессором Крачковым и потому слушал Мышкина вполуха. Почему не проводилась? строго спросил он. Кто прошляпил?
Так ведь никто не заказывал, сообщил заведующий ПАО Мышкин.
Не заказывал, в раздумье повторил Демидов. А должен был заказать?
Мышкин пожал плечами. Конференция закончилась в легком недоумении.
Вот когда слухи завертелись! Однако чем больше в ПАО отнекивались, тем горячее становились проклятые слухи. И они выросли дополнительным препятствием для реставрации Литвака.
Мышкин спустился в прозекторскую. Там были Литвак и Клементьева.
Четырнадцать, пересчитал Литвак скрепки.
Двенадцать, хмуро поправил Мышкин. Уже с утра посчитать правильно не можешь.
Так что там у тебя?
Ты уже спрашивал! огрызнулся Мышкин. Фурункул.
Затылочной доли мозга?
Той самой доли, которой у тебя давно нет! отрезал Мышкин и подошел к секционному столу.
На нержавеющей синеватой стали лежал пожилой грузный азиат.
Наш? спросил Мышкин.
Из четвертого отделения, ответила Клементьева.
Мышкин пролистал эпикриз. Опухоль желудочков головного мозга. «Почему не оперировали? Ага, вторичная, непредвиденная. Вливали бывший югославский, а теперь швейцарский цитоплазмид. Двадцать четыре капельницы. Почему не помогло? Поздно проснулся. Тогда зачем капать? Глупый вопрос: теперь такое лечение называется у них терапия отчаяния. Оперировать поздно, а изображать лечение надо, потому что заплачено и клиент богатенький, можно до смерти обдирать»
Он бросил взгляд на лицо мертвеца. Широкая, медная не успевшая осунуться морда. Типичный бай. Березовский из Киргизии. Или Абрамович из Казахстана. «Что ж ты так поздно спохватился, Абрамович косоглазый? Решил, если денег мешок, то и болезнь подкупить можно, как следователя прокуратуры? Что для тебя одна капельница цитоплазмида восемь тысяч долларов. Залился бы. На весь курс всего-то сорок капельниц. Копейки».
На шее у яремной вены у бая едва видна черная точка: след шприца. Похоже, в реанимационной вливали, пытались вытащить с того света, но без толку. И не помогли большие деньги косоглазому Абрамовичу: оказывается, смерть взяток не берет.
Он вспомнил, как на предпоследней конференции главврач Демидов огласил свежую статистику по онкологии. Выходило, что в России свирепствует самая настоящая эпидемия. Со всеми формальными признаками. Особенно страшно, что рак добрался до массы детей. Главврач утверждал, что основная причина широкого и необычайно быстрого распространения опухолевых заболеваний системное ослабление иммунитета большей части населения России.