А давайте я расскажу вам про Север, предложил фотограф, чувствуя себя Диком Сэндом и Жаком Паганелем разом. Ну то есть находящимся в плену аборигенов и страстно желающим обойтись без членовредительства.
А что такое север-р? уточнила Ясна из «фигвама».
Ник облегченно выдохнул. К вечеру детвора переместилась из штата Мичиган на озеро Имандра, сообщила, что «нарэй то»8 прямо в феврале, и завалила белого медведя. Надо уточнять, кто из пациентов этой лавочки стал медведем?!
Но иногда слов не хватало, а отключенные импланты лишали поиска по картинкам, и тогда Ник брал у сестер краски, чтобы рисовать то, что сложно описать словами. Простенькая палитра акварели била по сетчатке нестерпимо яркими, кричащими, неестественными цветами. Но в песне про северные сияния это было даже к лучшему. Ник вбивал в лист бумаги ультрамарин с кармином, оставляя место для салатовых всполохов авроры. При этом с его губ слетали старые северные сказки вперемешку с советами рисования «по-сырому». Переключение фокуса наконец перешло в тот самый автоматический режим, которого добивался Дэн: размывки и пятна облаков на миопии в минус шесть, тончайшая графика карликовых берез в сверхточной единице.
И лишь когда Катерина утаскивала мелюзгу домой буквально за шкирку, Ник оставался один на один со своими мыслями. У него было всего двадцать минут на это, до последнего укола обезболивающего и сонного забытья. В эти минуты соблазн подключить импланты, выломать окно, сбежать из комнаты одним словом, совершить ошибку и выйти на связь с Витом, был почти невыносим. О да, вроде бы никаких обязательств, квартплата внесена на месяц вперед и вообще, но останавливало Николая Стрижова совсем не это. Всю свою жизнь он чувствовал себя рядом с Витом человеком если не второго сорта, то чем-то вроде. Он не завидовал он восхищался генноотредактированным французом, которому дали все: птичью грацию движений, почти идеально симметричное лицо, быстроту реакций и главное ястребиное зрение. Где-то, конечно, недопилили со смешливостью, харизмой и умением по земле ходить, но так пилотам того и не надо. А сейчас у фотографа появился шанс дотянуться до идеала хотя бы по пункту «зрение». Стоили того эн дней молчания в сети или нет? Кто знает, кто знает, только самовольно загубить свой единственный шанс Ник совсем не хотел. И засыпал, стискивая в кулаках простыню.
Рядом, вокруг, внутри спала Сеть, свернувшись клубочком до востребования.
***
Вита Обье можно было поднять в три ночи вопросом «назови десять отличий в фотонных движках первого и второго поколения», и он ответил бы без запинки, попутно обворчав спросившего на предмет «поспать тут всякие не дают». Но вот уже вторую ночь подряд лётчика будил не воображаемый дотошный экзаменатор, не уведомления из неспящего чатика экспедиции «Марс. Зеро», а призрак Ника.
Дождись меня, склонившись над растрёпанной макушкой Вита, тихо просил фотограф и, не давая себя поймать, шагал сквозь закрытую дверцу шкафа. Сегодня, правда, добавил «я в порядке, не волнуйся» наверное, чтоб Вит не поставил себе второй синяк на лбу в попытках нырнуть в шкаф следом, как было предыдущей ночью.
Текстовые сообщения Стрижу от Ястреба копились на сервере, нетронутые.
Где тебя носит, птица? уставившись в тусклую звезду светодиода на потолке, спрашивал Вит.
«А с хрена ли он тебе должен отчитываться, Обье? Оба, часом, не первоклашки лет двадцать тому как. И уже нет той бабушки, которая тебя за Коленькой просила приглядывать, чтоб он на дороге ни обо что сослепу не споткнулся».
Акулина, открой сайт справочной службы московских больниц.
Минуту, бодренько отозвался русскоязычный голосовой помощник. Пилот вздохнул. Надо бы поучиться оптимизму у этой электронной девки. Потом, когда найду Ника.
На девятом по счёту «такие не поступали» глупая тревога Вита сдала позиции праведному гневу. Причём непонятно, на кого Вит злился больше на друга (сейчас каждое дерево вай-фай раздаёт, не судьба маякнуть, что ли?) или на самого себя (чего расквохтался, аки наседка?)
После восемнадцатого «не поступали» Вит прекратил мучить Акулину, отключил гарнитуру и, как сидел, опал навзничь обратно на куцый матрас. Затылок лётчика решил, что посадка всё-таки была жестковата: перед глазами заплясали солнечные зайчики далёкого лета в новгородской деревне, которую давно уже не найти на картах. В нос шибануло терпким запахом козьего молока, которым бабушка по распределению для Вита родная бабушка Ника равно угощала обоих пацанов прежде, чем пустить на выпас в бескрайний и непознанный мир.