На оцинкованном столе лежала девушка с бледным телом, почти белыми мертвыми губами и длинными русалочьими волосами, такими черными, какие бывают лишь у определенных народов, цыган или молдаван.
Такие же длинные прямые черные волосы были у барышни в одесском ресторане.
«так ходят только русалки и душечки», сказала Акнир.
На шее покойницы виднелся явственный след от петли, глаза почему-то остались открытыми и отражающиеся в них огни делали их безумными. Тело девушки было покрыто ужасными синяками и кровоподтеками.
Эту жизнь допекла, печально сказал сторож. Сама в петлю полезла. Отец каждый день надругался.
Он не стал сдергивать третье покрывало, лишь показал на специфический «горб» в середине.
Там, помню, пузач лежит скрипач, утром преставился, музыкантишка из трактира, значит, ваша красотка ниже. Хотя, в ее положении, казалось бы, ниже некуда!
А это что такое? спросила шепотом Даша.
Откуда-то из недр Анатомического театра она услышала песню.
В гулких пустых залах городского морга, в сумерках подступающего праздника нечисти, песня была слишком неуместной или, напротив, невыносимо уместной:
Ой, той, що згубив мене, той, що згубив
тихо выводил девичий голос.
Дочь моя поет, и бровью не повел седой сторож, со мной здесь проживает на казенной квартире. Любит малороссийские песни.
Ой, той, що згубив мене, той, що згубив,
Вийди ніччю в садочок,
Виїсть роса тобі очі
За мої сльози дівочі
И Чуб вдруг показалось, что изуродованная побоями русалка с безумным взглядом внимательно слушает песню до странности уместные здесь слова о гибели и мести.
Еще раз милостивейше прошу вас поторопиться, милые барышни, сказал сторож. Времени почти не осталось, Харон извлек из под пледа часы на цепочке, покачал всклокоченной седой головой и вдруг выкинул штуку передернул плечами, сбросил себе на руку клетчатый плед, словно романтический плащ, и предстал перед ними во фраке с белой манишкой.
А может, я в театр иду! с непонятным весельем пояснил он. Здесь тоже театр, знамо но иногда хотелось бы и на живых посмотреть актеришек, тоже занятное дело.
Они вышли из здания, следуя за огоньком прихваченной сторожем керосиновой лампы, зашли во двор и спустились в подвал по узкой крутой и склизкой каменной лестнице. Здесь, в наполненном тяжелыми миазмами небольшом помещении, со стенами-сотами-ячейками, такими узкими, что в первый миг было трудно понять, как туда можно поместить человека, хранились десятки трупов. Едва ли не из каждого отверстия торчали чьи-то голые ступни, дотошно помеченные номерками.
Кажись, вот эта, ухватившись за голую ногу, как за рукоятку, Харон вытащил на свет маленькой лампочки закостеневшее, неподвижное тело и без всякого почтения швырнул его на каменный пол.
Холодом и безнадегой дохнуло на них, в медицинском зале была своя торжественность, скупое благородство науки, здесь безотрадное убожество нищей смерти было не прикрыто ничем.
Прошу любить и жаловать Ирина Степановна Покобудько, 37 лет от роду, между прочим, потомственная аристократка. Видно, была у нее и своя история. Может, девицей из отчего дома с офицером сбежала, может, батюшка ейный разорился да оставил нищей семью теперь уж никогда не узнаем.
Чуб с печалью смотрела на изношенное рыхлое тело с обвисшими грудями, лежащими на выпирающих ребрах как два опустевших мешка, ноги, покрытые болезненными пятнами, и изуродованное страшной мукой лицо.
На худой желтой шее виднелись два характерных пореза крест-накрест. Брюшная полость была аккуратно заштопана умелой рукой медика. Акнир присела и провела пальцем по швам:
Так ее здесь уже вскрыли или так привезли с порезами на животе?
Нам на этот вопрос отвечать не положено.
А деньги за показ ты взял, укорила Акнир.
Взял за показ показал. А за сказ мне ничего не давали, охотно парировал сторож, точно между ними шла непонятная игра.
А если дадим?.. начала Даша.
Полиция и профессорам-то лишнее болтать не велела.
Если полиция говорить не велела, это, само по себе, уже кое о чем говорит, заметила Даша. А если мы немного приплатим?
То я скажу, что был у нее порез на животе, но так чтоб все нутро навыворот подобного не было.
Это ничего не опровергает, но и ничего не доказывает, процедила Акнир. Убийцу могли спугнуть. Или это был подражатель, не решившийся довести до конца. Или сутенер, посчитавший, что пришла пора ее наказать. С другой стороны, у самой первый жертвы Джека тоже было перерезано только горло и слегка поврежден живот.