Не хочу никакого калыма, Абдулла, согнувшись в три погибели, прорыдал бедный хозяин.
Это благородно, одобрил Абдулла, очень благородно бесплатно отдать дочь замуж за друга юности. На подготовку к свадьбе, Султан, я даю, Абдулла отвернул рукав, посмотрел на дорогие швейцарские часы, даю два дня. И на саму свадьбу два дня. Потом мы уйдем на отдых в Пакистан. Это для твоей дочери, Султан-джан, будет свадебное путешествие. Хорошее свадебное путешествие Пакистан. Мир повидает женщина!
Из груди поверженного Султана вырвался сдавленный хрип, он словно бы свалился с крутого каменистого порога своего дома в бездну катился по откосу, не останавливаясь, ломал себе кости, от ударов из глотки вылетала всякая всячина, которой он был начинен, выплескивалась кровь из плотно сжатого рта несся уже не хрип неслось что-то сиплое, нечленораздельное, рожденное болью и внутренними мучениями.
Моя Сурайё, моя бедная Сурайё, стонал хозяин, что с тобою будет?
Не такая уж она и бедная, жестко проговорил Абдулла. Ты не знаешь, Султан, как я богат и как будет богата она. Но если хочешь, я заплачу за нее калым. По весу. За килограмм невесты пятьдесят тысяч афгани. Могу и больше. Ты представляешь, сколько бы ты заработал, Султан, если бы твоя дочь оказалась откормленной толстухой? Абдулла засмеялся. Ты бы сделался миллионером.
Хозяин ничего не ответил, склонив голову, он пожевал сдавленным ртом, если минуту назад он еще сипел, то сейчас и сипеть уже не мог. Скоро он даже держаться и в таком положении не сможет, свалится набок, словно куль с мукой.
Есть такой обычай покупать невест на вес, платить калым за килограммы, а поскольку каждому жениху нужна жена потолще «берешь в руки маешь вещь», то на толстых женились богатые, на тощих бедные, социальная граница была проведена четко, сразу становилось понятно, кто есть кто и что есть что.
Абдулла поднялся, Мухаммед, подхватив автомат, следом.
Твою Сурайё я смотреть не буду видел в Кабуле. Лицо у Абдуллы обмякло он вспомнил Кабул прошлого года, зеленый базар, где встретил Султана, столкнулся с ним лицом к лицу, сделал защитное движение, закрываясь а вдруг Султан узнает его? Но Султан, на свою беду, не узнал Абдуллу, степенно, как всякий человек, знающий себе цену, проследовал в чайный дукан. За руку он вел дочку прелестное длинноногое существо с нежным лицом и горячей кожей: девчонка была так красива, что Абдулле невольно подумалось не для земли она создана и не землею для рая, и раем сотворена, вот ведь как главными на лице этой девчонки были глаза огромные, настоящие кяризы, в которые можно сорваться и расшибиться насмерть, темные, глубокие, источающие сиреневый свет Абдулла даже предположить не мог, что у девчонок могут быть такие глаза, что вообще у людей могут быть такие глаза, вся бесстрастность и настороженность его раскололись, хлопнувшись под ноги, лишь осколки остались валяться на земле хрустят нехорошо под ногами, вызывая ломоту в зубах вот это была девушка! Нос точеный, губы словно бы искусным скульптором вырезаны, лицо трогательно-доверчивое, требующее защиты. Абдулла тогда и решил, что обязательно доберется до этой девчонки, чего бы ему ни стоило: голову положит, а доберется. Ай да фальшивый друг юности! Султан в свое время исчез невесть куда, прихватив все их капиталы, а Абдулла угодил в тюрьму оказывается, камера Пули-Чарки давно уже плакала по нему. Спасибо Саурской революции революция освободила Абдуллу.
Лежать бы тогда Султану в том чайном дукане с перерезанной глоткой, если бы не его дочка. Значит, ее зовут Сурайё. Впрочем, что имя! Звук! Красивым именем можно назвать некрасивую женщину. Можно назвать ее и европейским именем, можно негритянским, можно мексиканским что от этого изменится? Важна суть не имя, а та, кому это имя предназначено. Сурайё, выходит Сурайё. Ну что ж, пусть будет Сурайё.
Ну а выследить Султана, узнать, где он живет, было уже вопросом техники. Высоко и далеко забрался Султан, спрятался в каменном гнезде, а единственную дорогу, ведущую в гнездо, заминировал.
Выходя из комнаты, уже у порога, Абдулла остановился, тронул хозяина рукояткой камчи.
Султан, ты напрасно убиваешься, это оскорбляет меня. Я женюсь на твоей дочери это шаг порядочности, добра, а ведь я мог не делать этого шага, мог бы просто взять Сурайё как обыкновенную надомницу, и этим бы все закончилось. Она ходила бы со мною везде, всюду, и в Пакистане, и здесь, и в Иране, как наложница и только как наложница. А я женюсь на ней, Султан, женюсь. Абдулла потыкал Султана камчою. Это, повторяю, благородный шаг, как ты его только не можешь оценить. Эх, Султан, Султан-джан! Раньше ты был тоньше, гибче, умнее. А сейчас? Куда все подевалось? Гладкое лицо Абдулла сделалось печальном, вытянулось огорченно, словно бы он жалел о прошлом. Куда, спрашивается, все исчезло? Пора тебе возвращаться, Султан, на исходную точку. Породнимся мы с тобою, Султан, и я сделаю из тебя человека известного и богатого. Афганистан еще заговорит о тебе!