Один из кулечков во время сильной тряски повредился, и из него посыпались мелкие бусины пурпурно-розового цвета жевательная вытяжка гербеллы, очень ценный субстрат. Так вот за чем именно охотились наемники. Маленький кустик гербеллы произрастает в болотистой местности по всей Империи. Казалось бы, что в ней такого ценного? Вот только для получения вытяжки требуется не сам куст, а его соцветие, а цветет это растение только один раз в жизни и охотников за его цветами полно во всем мире, от знахарок и колдунов до простых разбойников. Сверхценность этого куста определяется даже не редкостью его цветения, а тем, что гербелла помогает путешествовать, причем не впадать в иллюзию, а именно проходить сквозь пространство при соблюдении простого условия: поверхность, на которой применяется экстракт, должна быть твердой. Дверь, стена, металлический щит гербелла поможет пройти через нее. Именно поэтому в разбойных кругах правильно приготовленная вытяжка считается достойным трофеем, и за нее с легкостью могут лишить жизни даже простые воры.
Помимо сложности сбора сырья в виде цветков, приготовления самой жевательной вытяжки и сохранения здравого рассудка во время всех алхимических манипуляций, необходимо также помнить и о побочном эффекте зависимости. Попробовав раз, человек больше не может обходиться без нее. Вдобавок на его жизнь тотчас начинают покушаться преступники всех каст и промыслов.
Готовая вытяжка обладает неестественным розовым цветом и резким кислым запахом, напоминающим прокисшую бражку. Разжевав субстрат до практически жидкого состояния, человек должен выплюнуть его на твердую поверхность, через которую надобно пройти. После прохода через поверхность спустя какое-то время следы от гербеллы растворяются и примерно через час исчезают окончательно. Именно поэтому воры и грабители так любят и ценят ее. Из любой сокровищницы и кладовой можно вынести несметное количество богатств. Гербелла с давних времен приносила разбойникам обильный урожай монет, шелков, драгоценностей.
В другом свертке лежали еще шесть жевательных шариков, этого хватило бы на шесть достаточно плотных каменных стен, защищающих сокровищницы и кладовые. Сколько замков можно было обойти, сколько добра можно было бы незаметно вынести!
Мой брат долгое время обучался знахарству, он активно использовал гербеллу в своих снадобьях в умеренных дозах она была способна даже вылечить безумие. Но самое интересное его открытие заключалось в «степени проходимости» гербеллы.
В нашем доме, где Тинган частенько запирался по нескольку дней в своей крохотной лаборатории, царил извечный хаос, в котором, казалось, мог найти закономерность только брат. Колбочки и баночки, расставленные со сверхъестественной аккуратностью, соседствовали с бесчисленными книгами и манускриптами, не то специально оставленными на этих местах, не то очутившимися там совершенно случайно и забытыми навеки. Пятна чернил и каких-то невиданных снадобий то тут, то там свидетельствовали о трудах безумного ученого, не потрудившегося убрать за собой. Порой желавшему войти в эту обитель запретных знаний приходилась ждать часами, а то и днями, чтобы хозяин этого небольшого мирка мог прокрасться к двери и отворить не слишком желанному гостю, посмевшему отвлечь его от поглощения и переваривания новой книги или тальмаха. Тинган был жаден, его бесконечный аппетит к новым знаниям подогревался с каждым новым шагом, с каждой новой открытой формулой. Он менялся сам, а вместе с ним и менялись его записи. Почерк становился все более крючкообразным и заковыристым, со временем он стал нечитаем ни для кого, кроме брата. С горбатыми буквами стали соседствовать неразборчивыекаракули-цифры, напоминавшие скорее маленьких смешных животных, нежели понятные знаки.
Захламленность и беспорядок разбавляли изящные ароматы и разноцветные клубы дыма порождения очередных экспериментов. В этом странном и живом эфире обитал тот, кого я видела в последний раз четыре года назад.
Из того дня в памяти отложились только звуки и запахи, которые обманывали глаза. Высокие стулья загораживали обзор через них никак не удавалось увидеть лицо экспериментатора. До меня доносилось только сосредоточенное сопение верх концентрации, на которую был способен Тинган. Вдох, выдох. Вдох, выдох. И вдруг странный звук. Кто-то плюнул, скорее всего, на пол или в сторону и все вокруг замолчало. Не выдержав накала, с трудом я пробралась через стопки фолиантов, зацепив несколько рукописных талмудов, и с треском, чертыхаясь, рухнула на скользкий пол, усеянный розовыми пятнами.