Как у Пушкина! не удержал возглас восхищения Тема
Сударь, избавьте от конфуза, наливайте уже, время на исходе, нам бы до четверти двенадцатого управиться!
Возможно, Тема был простоват, но не прост. До четверти двенадцатого оставалось еще минут десять, а из текущего момента хотелось выжать максимум. Ибо то, что это не просто безумный спектакль с выжившей из ума старухой-антикварщицей, а какая-то оригинальная история, он понял еще вчера, когда случайно прочитал объявление на двери. Несмотря на весь абсурд ситуации, чувствовалось за всем происходящим что-то интересное и Тема хотел понять, к чему ведет эта дорога.
Разговор наконец-то ложился в правильное русло и потому Тема, потянувшись за бутылкой, продолжил развивать успех:
После первой не закусываю. Но между первой и второй перерывчик небольшой при этом ловко и умело, как ему показалось, подцепил ногтем язычок пробки и сорвал ее одним решительным движением. Глухо чпокнуло и завоняло спиртом.
Стараясь не терять фасону, Тема солидно разлил по фужерам. Спиртовая вонь усилилась.
Салтычиха впервые за все время их короткого знакомства глянула на него с некоторым намеком на уважение и жестом фокусника извлекла чуть ли не из рукава красно-желтую баночку консервов с изображением кита, надписью Kinoyas и какими-то иероглифами. «Японскими» понял он, глядя на черное Made in Japan в нижней части этикетки.
Уважаю, скупо бросил Тема, с некоторым облегчением человека избавленного от решения нового ребуса увидев кольцо для открывания на крышке, взял в руки банку и решительным движением вскрыл ее.
Чокнулись, опрокинули.
Тему спасло одеревеневшее со времени вчерашнего одиночного застолья горло. Глаза рванулись из орбит и, чтобы скрыть грядущую конфузию, он молниеносно наполнил фужеры вновь и повторно чокнулся с Салтычихой. Опрокинули снова.
Рыцарским жестом Тема подвинул закуску в сторону Салтычихи, чем она не преминула воспользоваться, опрокинув в рот часть содержимого. После чего лихо стукнула баночкой, возвращая ее собеседнику.
В это время Тема боролся с мучительным соблазном исторгнуть наружу как только что выпитое, так и оставшееся в желудке со вчерашнего вечера. Водка была теплая, с мерзким железистым привкусом и обжигающе-отвратительная. В последний момент нечеловеческим усилием воли он удержался от непоправимого и, судорожно вцепившись в банку, повторил движение Салтычихи.
Что-то мягкое шлепнуло по нёбу, диафрагма окончательно рванулась было наружу, но в этот момент солоноватый бульон вдруг смягчил его внутренности и тошнота резко отступила. С приятным изумлением он сглотнул жидкое содержимое и принялся неторопливо жевать консервированное нечто, судя по рисунку на этикетке кусочки китового мяса.
Зинаида Сильвестровна! вдруг протянула ему руку Салтычиха.
Тема! с достоинством парировал он.
Ну, Тема, что делать-то будем дальше? Осталось нам минут десять от силы.
В голове наконец-то начало проясняться. Стихла боль и даже отступила тошнота, преследовавшая его с самого пробуждения. Ноги стали очень легкими, а комната вдруг заиграла приятными красками. Салтычиха смотрела на него добрыми понимающими глазами, и Теме пришлось приложить некоторые усилия для того, чтобы собраться с мыслями и вернуться к диалогу.
Салтычиха Сильвестровна эээ ой Зинаида
Ну Зинаида, так и што, холоп? Я ужо, почитай, хер годков как Зинаида. А говори давай!
Тема безмятежно думал, что бы ответить этой замечательной женщине. В том, что она замечательная, у него не было никаких сомнений, и с каждой секундой эта уверенность усиливалась, ровно с той же быстротой, как легкий шум в голове. «Ланиты румяны небось», вдруг почему-то в тон Салтычихе подумалось ему. Это было обычное дело: стоило Теме выпить хоть немного алкоголя, как щеки его заливал обидный юношеский румянец, столь неуместный для взрослого мужчины его лет. Недаром вчерашние хулиганы обозвали студентом в моменты стресса он так же краснел. Если верить ученым, это добрый знак: значит, кровь приливает к голове и деятельность мозга становится эффективнее, в отличие от людей, которые бледнеют в аналогичных условиях тем, напротив, не светит ничего хорошего, так как по науке физиологически они лишаются подпитки своего интеллекта. Вот только чисто косметически он предпочел бы благородную спокойно-бешеную рыцарскую бледность лапотно-крестьянской краснорожести.