Но чудо явилось не этим.
Со стороны забор выглядел таким же монолитным и прочным как в былые времена. Однако, стоило человеку в иррациональном ужасе броситься в этот угол и вцепиться в прутья, он с удивлением обнаруживал, что вся заградительная конструкция немного, сантиметров на тридцать, подается в сторону.
Именно это и случилось.
Решетка подалась, совсем чуть-чуть, но этого «чуть-чуть» субтильному юноше вполне хватило.
Тема втиснулся в узкую щель, выпустил прутья из рук и решетка из упругого металла мигом вернулась в исходное положение. Еще шаг и Тема оказался за спасительной стеной уже желтеющей, но еще не осыпавшейся листвы кустарника.
Тотчас же на место, где он был парой мгновений назад, вылетел один из мрачных типов, секунду помедлил и смачно выругался, крикнув куда-то в заросли:
Тут никого!
Из-за кустов раздалась не менее смачная ругань, и преследователь шмыгнул обратно.
Голоса стихли.
Тема сидел, сжавшись в комок, и не верил своему счастью.
Выходить совсем не хотелось. Однако, минут через десять, нервное напряжение стало отступать и Тему начал бить легкий озноб.
Вокруг были заросли, за ними стены, только кирпичные стены с трех сторон. И металлический забор «с сюрпризом» перед ним.
Как ни верти, а выбираться надо было тем же путем, что он забрался сюда. После недолгого раздумья Тема решил рискнуть. Преследователей слышно не было. Сидеть здесь всю жизнь тоже смысла не имело.
Выбравшись из кустарника, Тема сообразил, что через черный ход обратно в подъезд он не попадет, так как он отпирается только изнутри и решил поискать другие выходы из этих дворов.
Пробравшись между ограждением и мусоркой, он свернул в очередной дворик, примечательный лишь огромной железной дверью, какие бывают на грузовых входах в старые продуктовые магазины. Рядом между стенами почти вплотную примкнувших друг к другу старых домов имелась щель, проход на полноценную московскую улицу там мелькали автомобили, прохожие, а земля в этом узком длинном пространстве была густо засыпана многолетним слоем мусора.
Тема повел взглядом по сторонам и обнаружил на двери немного кривовато наклеенное объявление.
***
Теплый сентябрь закончился вчера.
Сегодня с утра погода резко изменилась.
Температура упала, небо затянуло премерзкими тучами, и уже с 8 утра зарядил противный мелкий дождик.
Вчерашний инцидент как-то сразу исчерпал душевные ресурсы Темы, и, добравшись до дома, он понял, что сил уже ни на что не осталось. Разом куда-то подевались и оптимизм, и вера в себя. А тут еще эта погода.
Пришла осень.
Вчера, едва зайдя в квартиру, Тема полез в шкафчик за вискариком. Не то, чтобы он слишком уж злоупотреблял, но пережитое требовало вдумчивого анализа и некоторой интеллектуальной рефлексии. Да что уж там говорить, надо было успокоить нервы. Голова побаливала, в зеркало смотреть даже не хотелось, а в памяти снова и снова всплывали обидные детали происшедшего инцидента. Руки дрожали, Тема едва не выронил бутылку и даже, по классике жанра, пару раз умудрился противно звякнуть горлышком о край стакана, словно заправский алкоголик.
Потом он слушал музыку, тупил в электронную книгу, понимая, что пару часов механически перечитывает сверху вниз один и тот же абзац, ничего не усваивая из текста, наливал себе еще и еще. Как пошел спать, уже не помнил.
Зато с семи утра все выпитое стало проситься наружу (и хорошо еще, что естественным физиологическим «нижним» путем), мутило и хотелось пить. Голова, кстати, по-прежнему болела. Видимо, легкое сотрясение мозга все-таки случилось.
Похмелье накрывает русского человека со всей своей беспощадностью именно ранним утром. Когда мир вокруг пробуждается и всякая пташка и букашка радуется жизни и занимается своими делами, когда рядовые граждане выбираются из постелей и готовятся к новому трудовому дню именно в этот час перебравший намедни бездельник особенно остро ощущает свою никчемность, весь тлен и тщету своего существования. Тем более, если давеча ему дали в бубен, и он бесславно спасался бегством.
Не миновала чаша сия и Тему. Было ему больно, горько и обидно. И еще он испытывал какие-то сложные чувства, но сформулировать их даже для самого себя на своем внутреннем языке сейчас он был не в состоянии. Мир был сер и уныл.
По стеклу гадко скребся холодный дождик, на душе муторно скребли кошки.