Вот тогда это и случилось.
В какой-то момент в секундной паузе между грохотом разрывов снарядов и мучительными стонами животного люди услышали тяжёлое дыхание ползущего к воронке Велибора. Где-то раздался хлопок, шипение и пространство озарилось неровным красным светом от пущенной осветительной ракеты. И тут же шквал огня обрушился на него.
Тогда он встал и побежал вперед.
Что было дальше, никто не знал. С новой силой завыли снаряды и пули, в окопы посыпалась земля, и все вновь съежились в дрожащие клубки.
Потом все стихло.
В абсолютной тишине прозвучал один-единственный выстрел. Кто-то выглянул из окопа, потом еще и еще. Где-то вдали виднелись укрепления противника. Там белыми пятнами маячили лица. Руки сжимали винтовки, но никто не стрелял.
От воронки назад к окопам устало шел Велибор, глядя куда-то вперед, за спины оторопевших солдат.
Лошадь больше не стонала.
А Велибор шагал, не видя ничего, опустив плечи и держа в руке дымящийся пистолет, провожаемый безмолвными глазами с той и другой стороны.
***
Диман свернул с Проспекта Мира и начал заворачивать под мост, потом, чуть не доехав, взял вправо и остановился у придорожных деревьев. Сквозь ветви было видно, как отходит электричка от платформы «Северянин».
Он обогнул покалеченный передок своего авто, открыл заднюю дверь и подцепил бомжа за шиворот с целью вытащить его в близлежащие кусты. Тот был жив и хрипло дышал, роняя тягучие ниточки слюны на резиновый коврик.
Фу, мерзота, всю машину обгадил
И вдруг бомж перехватил руку и сжал его кисть. Диман физически ощутил, как трещит лучезапястная кость. От боли, а еще больше от удивления, трехмиллиметровые волосы Димана встали дыбом, а потом он увидел глаза бомжа.
Противная волна щекотно прокатилась из-за ушей к самому копчику, и Димана захлестнул необъяснимый первобытный страх.
Тяжелый взгляд, казалось, пробил его черепную коробку и раскаленным буром вошел в его мозг.
Да, ты что-то еще соображаешь.
Голос незнакомца был тих, но властен, и Диман ощутил младенческую беспомощность, ноги его подогнулись, и он плюхнулся на асфальт рядом с открытой дверью.
Железная хватка страшно сжимала его руку, он почувствовал себя кроликом перед удавом. Только бы вырваться Да только страшно не то что сопротивляться пошевелиться.
В довершение всего Диман понял, что не может выдавить из себя ни звука. Язык присох к гортани, а голова кружилась.
А теперь слушай. Да не трясись ты так, доедешь до своего Петровича.
Утренний мужик на «Шахе» выглядел суровым покорителем горных вершин по сравнению с Диманом. Там, где сходились штанины джинсов, было горячо и мокро.
Ну вот, обоссался. Сейчас весь салон измажешь. Ну да ладно, ототрешь в автосервисе.
Диман мучительно сглотнул.
Сейчас ты сядешь за руль, и мы поедем.
Ах, только бы он разжал свою клешню. Диман был готов сделать все, что он скажет, только бы его отпустили, только не смотреть в эти жуткие бездонные глаза.
Пальцы разжались.
Секунду Диман смотрел на свою руку, а потом заплакал.
Ему и в голову не пришло бежать. Он был сломлен в одно мгновение.
Поехали.
Диман пополз вдоль правого борта, не видя вытаращившихся на него и мокрое пятно на его штанах идущих с электрички людей.
Будь человеком.
Не совсем понимая, чего от него хотят, он вскочил и, стукнувшись коленкой о разбитую фару, вернулся за руль.
Постепенно к нему возвращался дар речи.
Ч-что вы хотите? Я сделаю все, только не трогайте меня. Вот деньги, вот документы на машину, все отдам, только не надо он снова заплакал.
Что не надо?! Ты мне не нужен и машина твоя не нужна. А теперь успокойся. Ты же серьезный человек. Делай, что говорят и все будет нормально.
«К А К нормально?» подумалось.
Да никак. Никто тебя не убьёт.
Только тут до Димана стало доходить, что чужак, а то, что это был не бомж, он уже понял, казалось, читает его мысли. Очевидно, что догадка как-то отразилась на его лице, потому что неожиданный собеседник ухмыльнулся и сказал:
Да никто твои мысли не читает. У тебя же на морде написано все, о чем ты думаешь.
А про Петровича откуда узнал узнали? выдавил Диман.
Про какого Петровича?
Ну конечно же! Димана осенило он так перепугался, что мысли свои принял за голос незнакомца. Однако ужас не отступал. Что-то надломилось в нем.