Он сбросил ее ноги, поправил рукой свои волосы и произнес с усмешкой:
Отсталая ты, блондиночка, мы давно не прячемся по углам. Начитаются же всякой дряни. Ну что же, повременим, растянем удовольствие. взял свою рубашку и вышел из гостиницы в ночь.
****
Едва лучи солнца коснулись крыши, темная тень проскользнула в дверь. Отворив шторы, мужчина сел на кровать и принялся будить Татти, делая вид, что всю ночь провел в номере:
Дорогая! Не хочешь ли обнять своего раба.
Что? Чего ты кричишь? схватившись за голову, проскрипела она.
Ой, а что это у великой примадонны с голосом?
Она села лицо посерело, выказывая отпечаток перепоя, черные кругами под глазами от бурной ночи и размазанной туши, всклокоченные волосы, торчащие во все стороны:
Что у меня с голосом?! вытаращив глаза, спросила она сипло.
Скрипишь как не смазанная телега.
Кто, я?! Тат была взбешена.
Ты дорогая! Ты! он опрокинул ее на кровать. Проведя рукой по шее, втянул запах, но, даже не поцеловав, встал, произнеся с издевкой:
Что тебе дать выпить, бессмертная?! взял стакан и подошел к бару. Ну и чушь же ты несла
Да как ты смеешь, червяк! гаркнула Тат, вскочила в бешенстве, выровняв спину, даже не думая прикрыть свою наготу, уставилась спесивым взглядом. Я тебе тайну доверила, а ты!
Ну, что ты, я же пошутил! притянул к себе, заключил ее в объятья, всунул руку во все еще растрепанные волосы и запрокинул голову назад. Да и потом, поставь себя на мое место, услышать такое! Его песочные, практически прозрачные глаза, в темные разводы, похожие на листок василька, на миг потемнели, но тут же обесцветились. А ты действительно говорила правду, это не было пьяным бредом?
Я всегда говорю правду! Татти не дернулась, даже не пыталась освободиться. Ей нравился он, по крайне мере сейчас. Единственное, что она не сдержала это искрометный взгляд, полный надменности.
И поделишься со мной, как обещала? ухмылка, едва заметная, пробежала по его губам.
Подумаю! убрав, наконец, его руку, взяла предложенную им воду, пила жадно, прямо из бутылки.
Одевайся! Пойдем, буду приводить тебя в норму. бросил он черство и всунул ей в руки платье.
Тело все еще находилось под властью любви и заглушало рвущееся наружу высокомерие, а вместе с ним и остатки здравый смысл она согласилась. Почему бы и нет. Очередное развлечение, очередное оружие в ее руках. Так думала она.
****
Три дня и три ночи они отдавались друг другу бездумно, безотчетно, тупо следуя животному инстинкту, не расставаясь и на час. Вследствие этого, вопрос, который он задал, застал ее врасплох:
Так ты говоришь, вампиры это снующие ночами пресмыкающиеся?
Они лежали посреди леса на залитой солнцем поляне. Его оскал открыл сильные, белые зубы, намного крепче и острее, чем у простого человека.
Татти вздрогнула, поняв над ней возвышается молодой и дерзкий вампир. Не задурманенная страстью и вином, она увидела всю его мощь, силу, жестокость, с какой он добывал себе пищу. А главное, настоящее желание выпить ее жизнь до дна. Ее сковывал этот взгляд, полный жажды крови и игры Игры несущей смерть. Испугалась до принятия эликсира остались считанные дни, что будет, если он укусит прямо сейчас? И как же можно было так лопухнуться? Вопросы неслись один за другим. На счастье, он не заметил ее беспокойства:
Ты немного отстала, прелесть моя. Мы давно не прячемся по углам, мы научились питаться даже в транспорте. Но вот «ТАКИХ» как ты, я еще не пробовал.
Медлительность его прелюдии, позволила Татти вернуть себе немного самообладания, и она уже смотрела на него, улыбаясь:
И ты собираешься сделать это прямо сейчас? прищурила глазки, как бы от солнца, а на самом деле пряча их, что бы он, не смог прочесть ее импровизации.
А что мешает? Лично я всегда был любопытен. наклонился, втянул ее запах, холодные губы коснулись кожи, Тат даже показалось, что зубы его удлинились и вот-вот пронзят ее. Но он тянул. Боишься? прошептал на ухо и отстранился, изучая ее реакцию. Прижал рукой грудную клетку так, что девушка дышала с трудом, но по-прежнему была, внешне, спокойна. Немного разочаровался, что нет истерики, просунул руку под ее шею. Тут-то кровь и ударила Татти в голову, а злость закрыла все, что еще осталось от здравого смысла. Она поднялась на локтях, изогнула шейку, произнося: